Русская Смута: шведский фактор, беседовал Лев Усыскин. Опции

[Kirill]

Интервью с доктором исторических наук, профессором ВШЭ Адрианом Селиным.

— Наверное, стоит оттолкнуться от наших школьных представлений о русском XVII столетии. Они, на мой взгляд, довольно куцие — век словно бы обижен школой. Что мы помним? Смуту в начале — и, надо сказать, сейчас ее помнят лучше, нежели лет 20 назад, затем Переславскую раду, в паре общих слов — освоение Сибири и дальше уже пошли преддверия петровских реформ. При этом фоном идет такая лубочная картинка — что-то вроде фильма «Иван Васильевич меняет профессию» (хотя там и не XVII век). Бороды, терема, церковнославянские обороты в обиходной речи и т.д. Наверное, если все-таки относиться к этой картинке всерьез, то в наибольшей степени она соотносится с временем царствования Алексея Михайловича (1645–1676)…

— Наверное. Это был единственный русский царь XVII века, о котором мы что-то знаем. Скажем, о его отце, Михаиле Федоровиче, несмотря на прекрасную ЖЗЛовскую книжку Вячеслава Николаевича Козлякова, мы мало что можем сказать. Допустим, в зрелые годы Михаила, во время Смоленской войны 1632–1634 годов мы о России можем сказать довольно много. А вот о непосредственной роли царя в происходящем — ничего не знаем. Алексей же оставил обширное эпистолярное наследие, изученное уже очень давно. Худо-бедно, адекватно-неадекватно, но мы этого человека представляем.

Сайт