Записки барона Левенштерна Опции

[litregol]

Вступление...

Сосканировано с оригинала при помощи программ ...Издать бы сии записки....

Записки генерала В. И. Левенштерна.

Quand avec des pensées naturelle¬ment tristes on a l'imagination gaie, et avec l'esprit malin, le coeur bon, ou est à coup sûr de la meilleure espèce de gens.



Автор помещаемых здесь записок, барон Владимръ Иванович фон-Левенштерн, родился въ 1777 г. в замки Разикс в Эстляндии. Он происходил из стариннаго рода лифляндских баронов; его дед, наследовав в Эстлян¬дии несколько имений, в том числе вышеупомянутый замок Разикс, продал свои лифляндские поместья и переселился въ Эстляндию.

Барон Владимр Иванович получил в родительском доме весьма тщательное первоначальное образование под руководством приглашенных из-за границы гувернеров, а затем был помещен в дворянское училище (Ritterakademie) в г. Ревеле, где и окончил курс наук.

17 лет он оставил родительский дом и, отправившись въ Пе¬тербург, поступил на службу в лейб-гвардии Семеновский полк, куда, по обычаю того времени, он с детства был записан сержантом. В декабре месяце 1794 г. он перешел вахмистром в конную гвардию, а 1-го января 1795 г. был переведен ротмистром в армию и зачислен в Украинский полк легкой кавалерии.

Перемены, воспоследовавшие в армии по вступлении на престола Павла I, коснулись молодого барона Левенштерна в том отношении, что ему, как лицу, отсутствовавшему из своего полка в момент восшествия на престол императора, пришлось выйти въ отставку. Однако, благодаря протекции его дяди, генерала Бенкендорфа, он был вскоре принят въ кирасирский полк, с которым совершил итальянский походъ 1799 г., успел отличиться и заслужить повышение.

Въ 1804 г. он вышелъ в отставку, женился и поселился въ имении, занявшись сельскимъ хозяйством. Но его брак был непродолжителен, его жена скончалась в 1809 г.; томимый тоскою, он думал найти забвение на поле битвы. Обстоятельства благоприятствовали этому желанию. Барон поступпл снова на службу в прежнем чине Maйopa, участвовал в Отечественной войне и совершил всю кампанию, вступив с нашими войсками в Париж.

Последние 25 лет жизни барон Владимир Иванович провел в отставке, дослужившись до чина генерал-Maiopa.

Человек образованный и начитанный, барон был приятный собеседник и всегда был желанным гостем в самых лучших домах столицы. В скромной квартире, которую он занимал последние годы жизни на Мойке, всегда можно было встретить министров, дипломатов, художнпков, дам лучшаго общества. В особенно дружественных с ним отношешях находились гр. Нессельроде, генералы кн. Чернышев и Вороицов, гр. Пален, Ридигер и Берг. Он вел до конца жизни деятельную переписку со своими многочисленными друзьями в России и за границей. Барон Левенштерн скончался 21-го января 1858 г., 82-хъ лет от роду; несмотря на преклонный возраст, он сохранил до последних дней жизни ясность ума; по словам лиц, близко его знавших, его мощный ум поддерживал его бренное тело.

В 1858 г., тотчас по его кончине, появились в Гейдельберге «Denkwürdigkeiten eines Lifländers aus den Jahren 1790 - 1815»; издатель, Смит, лично знакомый с Левенштерном, составил эти записки в 1850 г. со слов барона Владимира Ивановича и по предоставленным в его распоряжение письмам и разным фамильярным документам; но их отнюдь не следует смешивать с собственноручными записками барона Левенштерна, с которыми они сходны по содержанию, и поэтому ошибочно принимались некоторыми (см. словарь Эфрона) за извлечение из этих записок. Собственноручныя на французском языке записки барона Владимира Ивановича Левенштерна не были до сих пор изданы ни полностью, ни в извлечении, они хранятся в рукоппсном отделении Императорской Публичной библиотеки и ныне впервые появляются в переводе на страницахъ «Русской Старины» №№ за 1900-1901 гг.

[litregol]

Введение.

Поисхождение.-Рождение и воснптание. - Граф Бобринский.-Морской бой русских со шведами близь Ревеля. - Победа, одержанная адмиралом Чичаговым.

Очень трудно говорить о себе и в особенности о событях своего времени и заслужить при этом всеобщее одобрение. Слог должен быть тщательно выработан, истина должна быть строго соблюдена, события, которые быстро следуют одно за другим, должны быть изображены крупными штрихами и, несмотря на это, представлять собою стройное целое и быть переданы с точностью.
Bсе эти трудности, которыя я вполнее сознаю, заставили бы меня отка¬заться от мысли писать мои записки, если бы меня не уепокаивала мысль, что я пишу лишь для друзей; только эта мысль может дать мпе сме¬лость приступить к истории моей частной и политической жизни, бога¬той событиями и интересной по всему тому хорошему и худому, которое я испытал.

Истина всегда полезна, ее надобно говорить непрестанно, хотя бы даже в том случае, когда рискуешь изложить ее не особенно хорошо. Поэтому я буду говорить ее всегда, хотя бы от этого страдало мое самолюбие.

В молодости я на многое смотрелъ не разсуждая и пользовался жизнью, ни к чему особенно не стремясь; мои мысли перелетали с предмета на предмет так же, как и мои желания. Став ныне более спокойным, более разеудительным, я никогда не смотрю на предмет не думая о нем и не смотрю на него не видя его. Итак начнем пи¬сать; долго живутъ те сочинения, которыя задуманы с серьезной целью.

Я появился на свтет при самых счастливых обстоятельствах и родился в один год и в один день с блаженной памяти императором Александром. Beе предвещали мне счастливую и благополучную жизнь.

Я увиделъ свт в замке Разиксъ (Rasix) въ Эстляндии, который принадлежалъ моему отцу, богатому землевладельцу этой губернии, быв¬шему несколько летъ под ряд предводителем дворянства.

За услуги, оказанныя им во время войны съ Швецией, он удосто¬ился особого благоволения императрицы Екатерины II.

Моя мать была урожденная баронесса Сталь-Голыптейн, двоюродная сестра бывшего шведского посланника в Париже, мужа известной ба¬ронессы Сталь-Гольштейнъ (Неккеръ). Благодаря такому родству эта необыкновенная женщина, замечательная своим умом, своим пылким характером и некрасивой наружностью, приняла меня 30 лтет спустя в высшей степени любезно.

Я получил воспитание настолько тщательное, насколько позволяли обстоятельства и местные условия. Я должен отдать справедливость моему отцу, что он не пренебрег нитчм, не щадя ни денег, ни за¬бот, чтобы я получил самые разностороние и основательные познания. Моя мать, женщина весьма умная и обладавшая прекрасным ха¬рактером, заботилась преимущественно о моем нравственном воспитании. Чувствительность (la sensibilité) была, по ее мнению, величайшим сокровищем, каким может обладать человек.

Отец, занимавший в Эстляндии весьма значительные должности и владевший в то же время большими поместьями, был слишком обременен делами, чтобы входить в подробности моего воспитания. К тому же, живя открыто для всех, в особенности для иностранцев, он более заботился о том, чтобы я прибрел хорошие и изящные манеры, нежели о моих успехах в науках. Эта часть моего воспитания была предоставлена всецело моим наставникам, получавшим большое вознаграждеше и из коих один был выписанъ из Парижа, а другой из Лейпцига.

Мой отец был строг и требователен в вопросах чести и че¬стности, поэтому с самаго вступления моего в свет моею первою и самою серьезною заботою было достигнуть почестей не раболепствуя. С этой целью я старался сближаться по мере возможности с теми, кои слыли людьми честными и обладающими достоинствами. Я нередко оставлял игры с товарищами, чтобы прислушаться к разговору о войне. и политике, услышать разсказы о сражениях, описание только что бывшей осады Очакова и Измаила (1786 г.), вследствие чего товарищи нередко называли меня педантом. Когда мне было 12 лет, благо¬даря счастливой случайности я был свидетелем морского сражения, в котором адмирал Чичагов разбил близ Ревеля шведский флот, коим командовалъ герцог Зюдерманландский, потерявший при этом два линейных корабля, из коих один взлетел на воздух, а дру¬гой был взят неприятелем.

Граф Бобринский, живший в то время в ссылке в Ревеле, за проказы, учиненные им в Лондоне и Париже, часто посещал дом моего отца; он встретил меня 2-го мая на улице, усадил в свои дрожки и повез меня в гавань, где мы сели с ним на маленькую лодку и отправились на батарею, защищавшую вход в гавань. На нем был его роскошный мундир Конногвардейскаго полка, в коем он числился капитаном, так что никто и не подумал воспрепят¬ствовать нам сойти на батерею; я следовал за ним с искренно детской радостью. Шведские ядра долетали до нас; свист, который они производили, пролетая над нашей головою, приводил меня в восторг; некоторые ядра попали в стену этой старой деревянной ба-тареи, и я заметил, что окружающее ни мало не разделяли мое ра¬достное настроение; некоторые старые воины даже побледнели. Их ужас и еще более величественная картина сражения произвели на меня глубокое впечатление; съ техъ пор я только и мечтал о сражениях и ничего так не желал, как еще раз быть свидетелем битвы. Это желание было впоследствии вполне удовлетворено.

Появление шведского флота навело ужас на жителей Ревеля, из коих одни выехали из города, другие попрятались в погреба; осталь¬ные направились в гавань, чтобы липезреть единственное в своем роде замечательное зрелище, какое представляет собою морское сражение. Шведское судно, горевшее более двух часов, взлетело на воздух с оглушительным шумом и треском; затем наступила мерт¬венная тишина и, когда все опомнились от ошеломившаго их впечатления, то на судах, в гавани и на морском берегу раздалось гро¬могласное «ура». Картина была великолепная!

Во время сражения в городе царствовало страшное емятение; было известно, что суда еще не получили необходимаго количества пороха, который перевозили наскоро с величайшей опасностью.

Действиями на суше руководили генералы Волков и Пален (отец): в этой местности было немного войска, и казаки, в то время очень плохо дисциплинированные, грабили предместья, вследствие чего жи¬тели были еще более объяты страхом.

Наконец, благодаря умелым действиям адмирала Чичагова и храбрости наших моряков, была одержана решительная победа.

Я пишу о себе и не подражаю тем лицам, которые, желая пи¬сать себе панегирики, говорят о себе под вымыгаленным именем. Я не настолько тщеславен и глуп, чтобы превозносить себя безо всякого повода, но ложный стыд также не помешает мне сказать о себе то, что может послужить к моей чести, если это правда.

Счастье часто благоприятствовало мне, но нередко оно отвертыва¬лось от меня; оно слепо. Награждая иногда честного человека, оно чаще всего воспитывает глупца. Я убедился слишком поздно в том, что, руководствуясь одним разумом, нельзя достигнуть цели п что самые лучшие поступки и самые прекрасные планы не приносят пользы, если их не стараются выставить и не пускают въ ход интриг для того, чтобы добиться осуществлетя этих планов.

Вращаясь с юных лет в свете, я приобрел многие его недо¬статки. Можно себе представить, что я должен был выстрадать, когда убедился на опыте в суетности всего того, что не основано на нравственных принцинах. Прийдя к этому вполне справедливому, но гру¬стному заключению, к сожалению слишком поздно, я все же вовремя опомнился.