Версия для печати темы

Автор: Ульянов 1.4.2009, 11:12

Из памятных записок Павла Христофоровича Грабее // РА, 1873 №1

В 8 часов утра загорелся бой вокруг Смоленска. В два часа огонь затих, когда все позиции наши за городом оставались еще в наших руках. Но когда Наполеон удостоверился собственными глазами в удалении 2-й армии, не скрывшей своего движения (что было возможно), то всеми силами кинулся на Смоленск.
Это было в 4 часа пополудни. Наши войска, занимавшие еще предместья, были оттуда вытеснены и в беспорядке отступали к городу. В эту минуту граф Кутайсов, с которым я приехал в Смоленск, поручил мне скакать навстречу артиллерии, сбитой со своих позиций и на рысях искавшей, сквозь толпы бегущих, прорваться к воротам. Встретив роту Глухова и передав ему приказание отступать в порядке, несмотря на преследовавшие его гранаты и ядра, я увидел толпу, стоявшую в закрытии за домом. Это был г[енера]л Капцевич, начальник сражавшейся тут и опрокинутой дивизии. В изумлении в такую минуту найти его здесь, без всяких распоряжений, я объявил ему, что полки его отступают в беспорядке и что нужно присутствие начальника для приведения их в устройство. В эту минуту взорвало ящик проходившей роты Глухова. Упоминаю о том потому, что на этом ящике, от которого осталось одно днище, вывезен образ смоленской божьей матери, сопровождавший потом армию до обратного занятия Смоленска. То, что я сказал о Капцевиче, не должно возбуждать сомнения в его храбрости. Напротив, он во многих случаях показал, что именно храбрость была его почти единственное военное достоинство. Но не равны дни военного человека. Молодой, пылкий, я тогда этого не понимал.
Со всех сторон войска наши неодолимым напором масс неприятельских были сбиты и теснимы к городу. Возвратясь к Малаховским воротам, я увидел Дохтурова среди огромной свиты и должен сказать, что вид его в эту минуту не был ободрителен. К чести его спешу прибавить, что он принял это опасное начальство больной, по первому приглашению Барклая. Он был без галстука, пот градом катил с его круглого, малозначительного лица; такое смущение выражалось как на нем, так и в его словах, что бывший при нем отличный офицер Лютцов, обратясь ко мне, сказал: «Вы видите, что здесь надеяться распоряжений нечего». Я передал это графу Кутайсову. Главное опасение было за мост на Днепре и Никольские ворота, ближайшие к нему. Но там командовал Неверовский.
Войска, в страшном беспорядке, теснимые уже вблизи французами, врывались под глазами Дохтурова в Малаховские ворота, когда принц Евгений Виртембергский с полками своей дивизии, присланный по счастливому вдохновению вовремя Барклаем, предложил сделать вылазку, чтобы осадить французов от ворот. Принц с бесстрашием, сиявшим в глазах и на молодом, кротком его лице, сам стал в главе войск и повел их. Он отразил натиск колонн французских, и полки его заняли покрытый путь перед воротами и стеною.
В эту минуту я поехал с гр[афом] Кутайсовым к Никольским воротам. Подъезжая к ним, мы встретили полки Неверовского в поспешном отступлении в город, но не рассыпаясь, однако; ружейный огонь почти уже в воротах, и минута критическая. Гр[аф] Кутайсов стал останавливать отступающих, как вдруг подскакал к нам из ворот генерал с неустрашимым негодованием на лице, с ругательством на отступающих и, завидев Кутайсова, громко спросил: «Кто здесь мешается не в свое дело?» Граф Кутайсов гордо поднял свою прекрасную голову: «Я граф Кутайсов, начальник артиллерии, и мое место везде. Вы кто?» — «Я Неверовский». Они молча, с уважением взглянули, кажется впервые, друг на друга. Полки опять пошли вперед, опрокинули все перед собой и обратно заняли ближайшие к воротам дома предместья. Гр[аф] Кутайсов поручил мне поставить артиллерию, и здесь дело было восстановлено. Героическая наружность Неверовского осталась в моей памяти. Он был одет как на праздник. Новые эполеты; из-под расстегнутого мундира или сюртука, не помню, виднелась тонкая, белая рубаха со сборками; блестящая и готовая сталь в сильной руке. Он был красив и действовал могущественно на дух солдата.
С батареи перед Малаховскими воротами дали знать, что снаряды приходят к концу. Граф Кутайсов поручил мне взять из первой артиллерийской роты, которую встречу несколько ящиков и вести на батарею. Надобно было спешить, и некогда было обводить их для безопасности около стен города. Я повел взятые ящики большой улицей Она была любопытна. Город был окружен французскими батареями, после отражения от всех ворот, открывшими на него убийственный огонь; гранаты разрывало во множестве на улице, и осколки отражались от каменных домов. Раненые шли, ползли, лепясь около стен, других вели или несли, и ядра и гранаты нередко их догоняли. В разных местах загоралось. Счастливо провел я свои ящики и привел на батарею. Она была в страшном положении, осыпаемая вблизи ружейными пулями, картечью, гранатами и ядрами. Вал, неисправленный и без того низкий, был разрыт ядрами. Прислуга, уже несколько раз возобновленная, могла действовать, только наклонившись. Заряды пришли кстати: их уже не было, и хотели оставить батарею. Тут, помнится, командовал Синельников.
Неумолкаемо кипел бой вокруг стен Смоленска. Пожар распространялся внутри его. Но защитники его не оставляли своих опасных мест на стенах. Нигде неприятель не приобрел заметного успеха. Дрались уже только, чтобы драться. Только поляки, левее от Никольских ворот, отчаянно кинулись и с минуту заставили опасаться за мост, но, штыками остановленные и с большим уроном, были рассыпаны. Ночь прекратила упорное сражение, не доставившее Наполеону ни малейшего преимущества.
После полуночи Дохтуров получил повеление оставить город и отступить к армии на левый берег Днепра, истребив мост и удерживая только Петербургское предместье.
Возвращаясь после замолкшей битвы в лагерь армии уже ночью и поднимаясь на высоту, я увидел весь гребень ее, покрытый генералами и офицерами, которых лица, обращенные к Смоленску, страшно были освещены пожаром. Между ними было лицо женщины, одетой амазонкой, нежные черты которой легко было отличить среди сурового выражения опаленных солнцем и биваками лиц мужских. Это была жена Храповицкого. Взошедши на гору, я поворотил свою лошадь к городу. Он весь уже казался в огне. Этот огромный костер церквей и домов был поразителен. Все в безмолвии не могли свести с него глаз. Сквозь закрытые веки проникал блеск ослепительного пожара. Скоро нам предстояло позорище еще гораздо обширнее этого; но это было вблизи, почти у ног наших, а то отразилось для нас на небе в зареве необозримом.
В главной квартире я нашел разные группы генералов, судивших о происшествии дня и предстоящих планах главнокомандующего. Все осуждали известное уже намерение его продолжать отступление. Одни желали сами атаковать Наполеона. Ближайшие к Барклаю-де-Толли были против отступления. Он оставался непоколебим. Гр [аф] Кутайсов, украшенный новой славой дня, любимый всеми и главнокомандующим, на дар слова которого надеялись, принял на себя передать ему желание и надежды первых лиц армии. Барклай-де-Толли выслушал его внимательно и с кроткой лаской отвечал ему: «Пусть всякий делает свое дело, а я сделаю свое».
Теперь не трудно сказать, что прав был Барклай-де-Тол-ли и что для одоления такого завоевателя, каков был Наполеон, требовались от России, для ее вечной славы, жертвы важнее Смоленска. Сами враждующие главнокомандующие оба должны были скоро померкнуть перед кометой, пожигавшей и давившей Россию; один заживо от несправедливого негодования и народного ропота временно, другой навсегда от смертельной раны на Бородинском поле; а между тем седой старик, судьбами России от невероятной раны в молодости чудно сохраненный, имя которого было уже в устах народа, предназначался довершить славную борьбу за честь опозоренного Отечества и потом за порогом его умереть тихо, передав летописям новое имя на вечное прославление.

Автор: Антон1 2.4.2009, 13:10

Интереснейшие мемуары, большое Вам спасибо. Оставил ли Граббе что-нибудь об участии в походах 1805-07 или о Владимирцах?

Автор: Ульянов 2.4.2009, 13:27

А.Н.Муравьев

Очень вскоре после уступки Багратиона своего законного права командовать обеими армиями было при гвардейском корпусе у вел[икого] кн[язя] домашнее собрание и совещание генералов об этом важном обстоятельстве, вследствие которого он внезапно вскричал: «Курута, поезжай со мной!»— и вскочил на лошадь. За ним последовали его адъютанты и я, как на этот день дежурный при нем. Поскакали мы за ним к Барклаю и застали его в открытом сенном сарае, откуда он осматривал местность и отдавал приказания. День был жаркий, мы около полудня прискакали к Барклаю и слезли с лошадей. Констан [тин] Павл [ович] без доклада взошел к нему со шляпой на голове, тогда как главнокомандующий был без шляпы, и громким и грубым голосом закричал на него: «Немец, шмерц*, изменник, подлец; ты продаешь Россию, я не хочу состоять у тебя в команде. Курута, напиши от меня рапорт к Багратиону, я с корпусом перехожу в его команду» — и сопровождал эту дерзкую выходку многими упреками и ругательствами. Все присутствующие это видели и слышали. Барклай, расхаживая по сараю, услышав брань, в первое мгновение остановился, посмотрел на велик[ого] князя и, не обращая более внимания, ничего не отвечая, хладнокровно продолжал ходить взад и вперед, Константин] Павл [ович], натешившись бранью и ругательством и не получив ни слова в ответ, сел опять на лошадь и поехал домой, и мы за ним; дорогою он с насмешкою говорил: «Каково я этого немца отделал!» Но часа через два по возвращении и неожиданно получил от Барклая-де-Толли конверт с предписанием, сдав корпус Лаврову, немедля выехать из армии. Я сам видел в тот же день велик [ого] князя в коляске, отправляющегося в Петербург с довольно спокойным видом. За ним поехали еще некоторые другие лица из приближенных к государю. Такой смелый поступок главнокомандующего зажал на время рот у его противников, которые сделались несколько осторожнее, но продолжали его ненавидеть, потому что они, жалея о России, уступаемой неприятелю без сопротивления, все без исключения хотели дать Наполеону отпор и перейти в войну наступательную, Барклай же про¬должал делать распоряжения к отступлению, что раздражало всю армию.

*Колбасник — брань. (Прим. сост.)


из него же

Говоря об этих подробностях, нелишне будет упомянуть и о смешном случае, происшедшем в этот день с глуховатым командиром гвардейского корпуса генерал-лейтенантом Н. И. Лавровым. На походе к неприятелю сделан был гвардии привал, и Лавров громко прокричал: «Ложись!» Все легли. Вдруг из авангарда скачет маркитантская повозка, и трепещущий в ней маркитант кричал во все горло: «Сторонись! Сторонись!» Глухому командиру послышалось: «Становись», и он прокомандовал: «Становись!» Весь корпус встал в ружье. Прошло с полчаса, и, видя, что к такой тревоге нет причин, Лавров спросил у адъютанта: «Кто прокричал становись?» и получил в ответ, что маркитант кричал: «сторонись!» «Слышу, что адъютант, —да чей адъютант?» Ему подтвердили, что не адъютант, а марки-тант. На это смущенный Лавров воскликнул: «Так бы ты и говорил. Ложись!» — и все опять легли. Много других смешных анекдотов рассказывают об этом очень глуховатом, но притом ученом и добром старике.

Автор: Борис 2.4.2009, 13:50

http://books.reenactor.ru/?bookid=315

Автор: Ульянов 2.4.2009, 14:30

И вновь Муравьев


Простояли мы около двух недель довольно покойно. Партизаны наши продолжали ловить неприятельских фуражиров, отбирать у них транспорты и уничтожать приходящие отряды на подкрепление. Все крестьяне в окрестностях Москвы были в полном восстании против французов, что ознаменовалось страшными с обеих сторон бесчеловечно-зверскими жестокостями, такими, каким многие, кроме свидетелей, не стали бы верить. Наконец, около конца сентября случилось в присутствии моем любопытное происшествие, имевшее последствия решительные. Состоя при авангарде во всю наступательную войну, я случился на аванпостах вместе с казачьим подполковником графом Орловым-Денисовым и казачьим подполковником Сысоевым. Мы около 11 часов утра сидели вместе на самых передовых постах и пили чай. День был прекрасный. Между нами и неприятелем была версты на две небольшая плоская возвышенность, закрывшая от нас расположение французского лагеря. По обеим покатостям этой возвышенности стояли с
одной стороны наши, а с другой — французские пикеты. Вдруг видим мы, что на эту возвышенность поднимается с неприятельской стороны огромная конная толпа, впереди которой находился Murat, король Неаполитанский, ко-мандующий всем неприятельским авангардом. Обратив пристальное внимание на этот неожиданный поезд в продолжение еще предполагаемого перемирия, видим, что Murat, один, отделясь от своей свиты, выезжает вперед на прекрасной белой лошади, разодетый, в парадном мундире с золотом и длинными белыми перьями на треугольной шляпе. Он въехал на возвышение и, взведя свою зрительную трубу, стал оттуда рассматривать расположение наших войск. Мы все трое с негодованием вскричали в один голос, что это неслыханная смелость и дерзость, и вдруг Сысоев закричал своему ординарцу: «Лошадь!» Сейчас подвели ему черкесскую его серую лошадь, и он, невооруженный, с одною нагайкою в руках, вскочил на нее и помчался к Мюрату, который сначала не заметил его, но в довольно уже близком расстоянии, услышав топот скачущей во всю прыть лошади, успел отворотить зрительную трубу и в то же самое мгновение, обратив лошадь, понесся во весь дух назад к своей свите, от которой он был расстоянием почти на версту, Сысоев на своем резвом горском коне догонял его, подняв вверх нагайку, которою намеревался ударить его. В этом обоюдном скаковом движении находились они около пяти минут. Картина была восхитительная! Два отважных и храбрых витязя, оба на прекрасных борзых конях совершенно различных пород, но оба чрезвычайно резвые: один витязь — король в великолепной одежде на богато убранном коне — во всю лошадиную мочь ускакивает, другой — в простой казачьей куртке — догоняет его, стоя на стременах и держа над его спиной нагайку, которою чуть было не нанес ему удара, но королевская свита, видя опасность своего повелителя, скоро поспешила подскакать к нему на помощь, и Сысоев один принужден был остановиться, и мало-помалу весьма тихо отступая, грозил королю нагайкою и ругал его как умел казак по-французски. Воротившись к нам, храбрый Сы-соев подробно рассказал, как он чуть было короля не ударил и все то, чему мы сами были свидетели.
С полчаса после сего явился к нам французский генерал парламентером и спросил командующего авангардом. Граф Орлов-Денисов, который, командовав только
передовыми постами, послал меня к барону Корфу, командовавшему передовым авангардом. Проехав с час времени, я рассказал ему все виденное. Он послал меня к Милорадовичу, командовавшему всем авангардом; отыскав его в главной квартире в Тарутине, я все рассказал по-французски, потому что Милорадович на этом языке спросил меня, зачем я прискакал. Слышав это фельдмаршал из-за двери своей избы, отворил ее и спросил меня: «Qu'est-ce que c'est, mon cher, qu'est-ce que c'est? racontez-moi cela». Я также рассказал ему все подробно по-французски же, и он, обратясь к Милорадовичу, сказал ему: «Mon cher general, allez, je vous prie, chez le rai de Naple et faites bien mes exuses a sa majeste de ce qu'un cosaque, un ignorant a ose le poursuivre et lever la main sur sa majeste. Priez-le de pardonner cela a un barbare! Mais dites aussi de ma part а Сысоев, que si une autre fois il se presente l'occasion de le prendre — qu'il le prenneb* Я очень доволен тем, что успел описать это любопытное происшествие, о котором не упомянуто ни в какой военной истории, ибо, кроме гр [афа] Орлова-Денисова, самого Сысоева, меня и наших ординарцев-казаков, никто сего не видал, и как вскоре затем начались военные действия, то мало о том говорили. Всякий был занят своим делом, которое для каждого становилось гораздо труднее наступающею зимою, с новым оборотом войны, требовавшей от всякого усиленной деятельности. На другой день после сего чудесного события, в котором королевская гордость спасала свою спину от нагаиского удара казака, Беннигсен, Милорадович, Ермолов и вся высшая знать с своими адъютантами и штабами выехали за несколько верст вперед к аванпостам и дали знать Мюрату, что поезд сей послан от фельдмаршала к нему с извинением за нечаянно постигшую его тревогу.

* Что это, мой дорогой, что такое? Расскажите мне об этом. ( )
Мой дорогой генерал, прошу вас, поезжайте к Неаполитанскому королю и передайте его величеству мои извинения за то, что казак, невежда, посмел преследовать его и замахнуться на его величество.
Попросите его простить это варвару! Но скажите также от меня (), что если в другой раз представится случай захватить
короля, пусть берет его! (фр.)

Автор: Антон1 2.4.2009, 15:25

Да это праздник какой-то, честное слово, читатели аплодируют и просят продолжения.

Автор: Митрич 2.4.2009, 15:28

Просим! Просим!

Автор: Антон1 2.4.2009, 17:40

Спасибо Борис за ссылку. Там подробное воспоминание Граббе об участии в сражении при Эйлау, но вдруг история прерывается, когда он вернулся с зарядами в расположение Владимирского полка (стр 811). Впечатление, как будто продолжение его воспоминаний о памятном бое сократили.

Автор: тень 2.4.2009, 18:56

Да нет .Просто какой кусок был у Бориса - такой он и выложил.

Дальше всё было нормально - хранцев порешили, некоторых Граббе спас от штыков разярённых русских солдат.

Автор: rogdai 2.4.2009, 19:49

Особено приятно было прочитать, что-то новое о нашем дивизионном командире Д.П. Неверовском. Интересно, а вв составе дивизии в это время был наш 49 егерский полк, а то я знаю его часто прикомандировывали к другим частям.

Автор: Ульянов 3.4.2009, 10:49

Александр Яковлевич Булгаков.


Граф Воронцов, по обширным своим связям и знакомствам в армии, был в частой переписке со многими генералами. Он посылал часто адъютантов своих переодетых или же выбирал проворнейших и смелейших между дворовыми своими людьми и крестьянами, кои проникали в самую Москву (французы строго наблюдали за тремя токмо заставами), разведывали, что там происходит, узнавали о действиях неприятеля и доносили все графу. Я составлял обыкновенно из сведений сих записки, кои граф Федор Васильевич часто отсылал к государю. Таким образом узнали мы, например, о приуготовлениях, кои делались французами в Кремле для подорвания оного перед выходом их из Москвы. Первое известие о Тарутинском сражении дошло до нас также из Андреевского.
Мы сидели в тот день около камина, как вдруг вошел к нам граф Михаил Семенович и сказал: «Я получил сейчас известие из армии; кажется, скоро дойдет дело до драки; с обеих сторон делаются приготовления к тому. Мюрат и Милорадович встретились нечаянно, объезжая передовые свои посты. Узнавши друг друга, они перекланялись очень учтиво и обменялись несколькими фразами. Я воображаю, — прибавил граф смеючись, — как они пускали друг другу пыль в глаза. Мюрат успел на что-то пожаловаться, как пишут мне, а Милорадович отвечал ему: «О, ma foi vous en verrez bien d'autres, sire!» (To ли вы еще увидите, государь.)
Все общество начало смеяться, и у всякого явился анекдот о Милорадовиче. Тут, разумеется, не было забыто красноречие его на французском языке, на котором он очень любил изъясняться, и тогда питомец Суворова не говорил, а ораторствовал, потребляя пышные и отборные фразы. На русском же языке любимая его поговорка была: мой бог!
Погостив в Андреевском до самого вечера, я возвратился во Владимир с головою, набитою свиданием и разговором французского героя с русским храбрецом. Граф Ростопчин уже почивал, мне спать не хотелось, деваться было некуда, читать нечего,— что делать, как время убить? Я взял перо и начал себе вымышлять разговор между любимцем Наполеона и любимцем Суворова: сюжет, достойный и лучшего, может быть, пера, нежели мое. Желая позабавить больного моего графа, я переправил мое маранье, переписал набело и явился к нему поутру. Я нашел его гораздо бодрее и в довольно веселом расположении духа.
«Ну, что привезли вы нам хорошего?»— спросил граф.
«Многое, многое! Михаил Семенович приказал кланяться вашему сиятельству и сказать, что на будущей неделе надеется бросить свои костыли и вас навестить».
«Спасибо за добрую весть! Нет ли чего из армии, из Москвы?»
«Михаил Семенович получил свежее письмо из армии, кажется, от графа Остермана. Дело идет к стычке неминуемой. Мюрат встретился нечаянно на аванпостах с графом Милорадовичем и имел с ним довольно продолжительный разговор».
«Ого! Вот бы подслушал! Я воображаю, что они друг другу напевали! Кто-то кого перещеголял? Да о чем речь была?»
«О разных предметах. Разговор этот положили в армии на бумагу. Михаил Семенович давал мне его читать, и я списал оный наскоро для вас...»
«Вот спасибо! Дайте, дайте скорее! О, мой бог! я умираю от нетерпения».
«Позвольте, я прочту сам, ибо писал очень связно, спешил».
«Читайте, читайте!»
Я начал чтение. В те времена желание узнать что-нибудь нового о политических, но паче о военных происшествиях, было единственное и всеобщее чувство, всеми обладавшее. Граф слушал со вниманием, часто усмехался и прибавил: «Но полно, так ли было дело? Положим, что это мысли и рассуждения Милорадовича; но он, верно, иначе выделывал фразы свои, и сверх того, не при вас ли граф Барклай сказывал, что государю не угодно, чтобы наши генералы и офицеры имели малейшее сообщение с французами, а еще менее, чтобы вступали с ними в какие-либо перегово¬ры?»
«Это так; но разве вы не знаете спасителя Бухареста? Ему все позволено, или, говоря правильнее, он сам все себе позволяет. Милорадович всем правилам исключение».
Ростопчин имел минуты, в которые физиономия его озарялась каким-то особенным выражением. Это бывало, когда он, понюхивая весьма медленно табак и желая про-никнуть в душу того, с кем говорил, смотрел ему весьма пристально в глаза и закидывал какой-нибудь неожиданный и хитрый вопрос, дабы по ответу делать свои заключения. Граф слушал чтение разговора, как будто какого-нибудь официального документа, не оказывая ни малейшего сомнения; он делал, однако же, иной раз свои замечания, смеялся, подшучивал над Мюратом; но когда чтение мое кончилось, то он, потупя огромные свои глаза на меня и грозя мне полусерьезно и полу со смехом пальцем, сказал: «Покайтесь!» Одного этого слова было достаточно, и я, отвечая ему также одним словом, произнес откровенное: «Виноват!»
Я рассказал ему, как все это было. «Выдумка эта хороша,— прибавил граф. — Знаете ли что мы сделаем? Пошлите это в Петербург: пусть басенка эта ходит по рукам; пусть читают ее; у нас и у французов она произведет действие хорошее. Переписывайте и отправляйте».
Я так и сделал и на другой день послал манускрипт к старому приятелю моему, Алек. Ив. Т...ву, яко новость, только что из армии полученную.
Не прошло двух недель, как разговор короля Мюрата с графом Милорадовичем был напечатан в «Сыне отечества», журнале, который только что начинал выходить и был всеми читан с жадностью, ибо дышал ненавистью к французам и наполнялся преимущественно колкими статьями против них и Наполеона. В нем помещалось множество анекдотов (часто и выдуманных), кои мы, москвичи, сообщали нашим С[анкт]-Петербургским приятелям! Такую статейку не могли издатели «Сына отечества» принять иначе, как с удовольствием.

(Примечание) Английский посол в Петербурге лорд Каткарт поместил выдумку А.Я- Булгакова, появившуюся в «Сыне отечества», в одну из своих депеш, откуда она через несколько лет перешла в сочинение французского историка Капфига, вышедшее под заглавием: Europe pendant le consulat et l'empire de Napoleon, т. IX, гл. XI стр. 350. А.Я- Булгаков перепечатал в 1843 году в «Москвитянине» (кн. 2-я) этот литературный плод своего досужего воображения, под заглавием: «Разговор Неаполитанского короля Мюрата с генералом графом М.А. Милорадовичем на аванпостах армии, 14 октября 1812 года», и присоединил к нему выдержку из своих воспоминаний о 1812 годе, которая помещена выше.
Любопытно, что. сам Булгаков по матери своей (Imbert) был француз. В этом отношении походил он на своего тогдашнего начальника графа Ростопчина: оба охотники были до всяких выдумок, острот, до красного словца и того, что называется «выкидывать коленце», и к обоим может быть отнесен стих Баратынского: «Мимолетные страданья легкомыслием целя». Недаром прожили они царствование Павла, когда всякая театральность (унаследованная, может быть, и от Екатерины) была в ходу.

Автор: Борис 3.4.2009, 12:31

Это вопрос к Павлу Христофоровичу. Так ему было угодно записать свои воспоминания.
Очень жаль, кстати, что при описании ПЭ все используют избитую цитату Давыдова, изредка - Петрова, и никогда - Граббе.


Кто же позволит так клеветать?! (с)
Все в этом пдфе есть, Максим и про спасение от тесаков артиллеристов тоже

Автор: тень 3.4.2009, 15:15

Ну зачем сразу сдал,а?
Пусть народ хоть сам почитает и проработает .

Автор: Ульянов 7.4.2009, 10:53

П.А.Тучков

Я, выступая с бригадою моею и с прочими войсками второго корпуса и отойдя от Витебска верст 15, получил повеление корпусного моего командира (вследствие предписания главнокомандующего армиями) возвратиться к арьергарду и заступить место генерал-адъютанта барона Корфа, по случаю приключившейся ему болезни; почему один, с адъютантом моим, принужден был ехать обратно по дороге к Витебску.
Дорога сия на всем протяжении ее была покрыта обозами и бегущими из города жителями, спасавшимися от неприятеля. К вечеру подъехал я под самый город, и хотя встречающиеся со мною жители уверяли, что неприятель уже занял город, но я, не давая в том им полной веры и желая скорее прибыть к месту моего назначения, въехал уже в предместье оного, как раздавшиеся выстрелы в самом городе подтвердили мне справедливость показаний их. Посему, своротя с большой дороги вправо, поехал я полями отыскивать арьергард наш. Адъютант мой, не помню каким образом, отстал от меня, так что я, оставшись совершенно один, был в беспрестанной опасности вместо своих наехать на какой-нибудь неприятельский отряд, тем более что мне совсем неизвестно было не только положение нашего арьергарда, но даже куда он при отступлении своем взял направление. Смотря во все стороны и разгля¬дывая пристально все предметы, представляющиеся глазам моим в пространных равнинах, окружающих город Витебск, увидел я, наконец, в довольно далеком расстоянии идущую кавалерию, и хотя по соображению движений войск и мог предполагать, что кавалерия сия принадлежала к нашему арьергарду, но легко, однако же, могло случиться, что и неприятель, заняв уже окрестности города, отрядил оную для прикрытия своего фланга или для преследования нашего арьергарда; подъехав же ближе, я мог рассмотреть, что в голове колонны шли уланы; но чьи они были, наши или неприятельские, сие оставалось для меня не решенным, ибо и польские уланы были в таких же почти мундирах, как и наши, и я мог оных принять за своих. К счастью, усмотрел я, что за уланами следовали гусары, в серых мундирах, и как я знал, что в арьергарде нашем был Елисаветградский гусарский полк в таковых мундирах, то,
уверенный, что отряд сей принадлежал к числу войск наших, смело поехал к оным, где и нашел генерал-адъютанта барона Корфа, с отрядом коего и следовал уже до города Поречья.
Главная квартира 1-й армии расположена была в самом городе Поречье; мне же с отрядом, состоявшим из двух пехотных и одного егерского полка, приказано было, не доходя до города версты за три, занять позицию, каковая мною и была избрана близ корчмы, стоящей на большой дороге, подле которой отряд мой и расположился на биваках.
Ночью услышали мы непомерный крик в городе, где расположена была главная квартира, и даже громкое «ура» раздавалось в ночной тишине. Я не знал, к чему сие можно было отнести, а потому, приказав отряду моему стать к ружью, послал адъютанта моего узнать о причине сего крика. Чрез полчаса возвратился он ко мне и донес, что это не что иное было, как то, что разных полков люди, найдя оставленные откупщиками винные подвалы и выкатив из оных бочки с вином, праздновали счастливую свою находку; но шум скоро был прекращен, и все вошло в прежнюю тишину и порядок.
На другой день армия выступила по дороге к Смоленску, куда прибыв 20 числа июля и найдя уже тут вторую нашу армию под начальством генерала от инфантерии князя Багратиона, расположилась биваками на правом берегу реки Днепра.
С 20 по 26 число июля армия оставалась без всякого действия, и неприятель нас не беспокоил. Провиант-ские магазины в Смоленске, так же как и в Витебске, были наполнены провиантом; но и здесь, как и там, не было принято никаких заблаговременно мер к изготовлению сухарей,— а потому отданным по армии приказом велено было с каждого полка откомандировать сначала по 60 человек, а потом и еще по 100 для печения хлебов и сушки сухарей. Сия откомандировка из фронта людей была для полков весьма чувствительна, тем более что и без того полки потеряли уже много оных, ибо при начале отступ-ления армии от границ наших сперва все поляки, потом литовцы, а наконец, и белорусцы, в ночные переходы полков, отставая от оных, возвращались в домы свои; и можно наверное положить, что с начала отступления от границ наших до Смоленска армия потеряла таким образом из фронта более 10 000 человек.


Еще он же

Возвращаясь с отрядом моим и не доходя еще до Смоленска верст за десять, на рассвете дня, услышали мы пушечные выстрелы; скоро потом и ружейный огонь
ознаменовал нам, что мы приближаемся к месту сражения; когда же взошли на высоты берега Днепра, то увидели, можно сказать, под ногами нашими все движения неприятеля и усилия его завладеть городом, а равно и оборону войск наших. Как люди ни утомлены были ночным переходом, более тридцати верст нами сделанными, но никто не думал об отдыхе; глаза всех в течение целого дня обращаемы были на место сражения, представлявшегося нам в виде панорамы. Неприятельская армия облегла укрепления города, по левую сторону Днепра лежащие, и образовала большое полукружие, коего оба фланга примыкали к Днепру.
5 числа августа во весь день были мы свидетелями весьма жаркого сражения под стенами Смоленска. Неприятель отчаянно нападал и старался овладеть укреплениями то с одной, то с другой стороны города; самое же большое его стремление было на так называемые Малоховские городские ворота; во весь день артиллерия его не переставала стрелять по городу и кидать в оный гранаты. К вечеру весь город пылал (строение большею частью было деревянное); даже окружавшие город старинные каменные башни — все было в огне, все пылало. Вечер был прекраснейший, не было ни малейшего ветра; огонь и дым, восходя столбом, расстилались под самыми облаками. Несмотря, однако, на гром пушек, ружейную пальбу, шум и крик сражающихся, благочестие русского народа нашло для себя утешение в храме Предвечного. В восемь часов вечера в соборной церкви и во всех приходских раздавался колокольный звон. Это было накануне праздника Преображения господня. Уже колокольни и даже сами церкви пылали, но всенощное молебствие продолжалось. Никогда столь усердных молитв перед престолом всевышнего не совершалось, как в сей роковой час города. Все только молились, не помышляя о спасении своих имуществ и жизни, как бы в упрек неприятелю, что наградою для него будет один пепел. Наконец все утихло; кроме пожирающего пламени и треска разрушавшихся строений, ничто не нарушало тишины. Неприятель прекратил нападение и занял прежнюю позицию вокруг городских укреплений. В городе уже никого не оставалось, кроме защищавших оных войск: все жители, оставя дома свои и имущества на жертву неприятелю, удалились из города. В продол¬жение всего того дня дороги, ведущие в Россию, покрыты были несчастными жителями, убегавшими от неприятеля: старики с малолетними, женщины с грудными детьми —
все бежало, не зная сами куда и что будет с ними. Нам оставалось одно только утешение, что неприятель был совершенно отбит на всех пунктах с большою для него потерей. Да и с нашей стороны оная была значительна; мы потеряли (как говорили) убитыми более шести тысяч человек, в том числе достойных генералов: Скалона и Баллу; неприятель же потерял более 20 тысяч человек. От пленных узнали мы, что у них между прочими в тот день убит был генерал Грабовский и ранены генерал Зайончик и многие другие.

Автор: Антон1 7.4.2009, 11:02

Во как, спокойно уводили тысячи солдат из передовых частей, наверное, они по долгу и не возвращались в строй.

Автор: Ульянов 7.4.2009, 11:04

многие и вообще не возвращались)

Автор: тень 7.4.2009, 11:38

Есть ужасающие данные по дезертирству из русской армии?

Автор: Борис 7.4.2009, 11:51

Дык из вышеприведенного:

Автор: тень 7.4.2009, 11:57

Как здесь принято часто говорить - "это мемуары,а вы документы,документы приведите"

Автор: Ульянов 7.4.2009, 14:30

Максим, я, собственно, не имел в виду именно дезертирство)))

Приказы по 1-й армии

Приказ №48, 24.06.
Много отсталых в полках, особенно в Копорском.

Приказ №67, 20.07.
«По Выс повелению объявляется армии:
…
40-го Егерского полка поручик Гнилокишков, оставленный от полка с 25-ю человеками нижними чинами для хлебопечения, на все расстоянии от Дисны до Велижа, неоднократно встретившийся с неприятелем, несколько раз им атакованный, с потерей только 6-ти человек прибыл к Армии. Шефу полка, полковнику Сазонову, не заботящемуся о собрании отделяемых им от полку людей и утаившему потерю поручика с 25-ю человеками, отказывается от командования полка, который сдать старшему по себе».

Приказ №70, 22.07.
«Прежде прибытия войск к городу Смоленску предшествовавшими оных обозами разграблены селения, изгнаны жители и вообще всякого рода чинены были насилия, делающие бесчестие войску. Не одни обозы, но и самые войска делали ужасные опустошения и грабежи. Корпусные обер-гевальдигеры и дивизионные должны честью ответствовать за сии беспорядки и противу желания надобно прибегнуть к строжайшим мерам взыскательности, а изобличенные в грабеже немедленно наказаны будут смертью».

Приказ №75, 27.07.
«18-й Егерский полк отойдя вчера 5-ть верст от лагеря при Смоленске, имел так много отсталых, что другие полки на самый ночлег пришедшие, столько не оставили.




То есть, были, были и полностью пропавшие команды, и потери в отделяемых отрядах, и отставшие на марше....

Автор: тень 7.4.2009, 14:45

Так это понятно,что были отставшие и пропавшие.
Я о том,что пока не попадалось цифр о больших безвозвратных потерях из этих отставших.Да и французы ,шедшие за нами,не оставили бы этот факт без внимания.

Автор: Белов-Семеновский 7.4.2009, 16:07

Хм, интересно, но мне кажется отстать - не значит пропасть (дизертировать)
Вот в Семеновском полку при одном отставшем оставляли унтер-офицера, с которым отставший догонял полк.

Автор: Антон1 8.4.2009, 10:28

Еще, кроме отставших и отучившихся из строя (по приказу или нет), в строю батальонов отсутствовали люди, числящиеся в полковых списках больных, а число больных в полку могло быть ощутимым.

Автор: тень 8.4.2009, 10:37

Числющиеся больными по полку в строю никак не могли быть указаны
Рапорта подавались на число людей,наличное в строю.

Автор: Антон1 9.4.2009, 9:09

"Числющиеся больными по полку в строю ....".
Какой-то (отдельный) учет должен был вестись у командира полка\батальона\роты относительно больных в его подразделении, неспособных стоять под ружьем. Как это называлось на казенном языке, список, рапорт, другой вопрос.
Из истории Санкт-Петербургского Гренадерского полка: "...ежемесячно в госпиталях находилось до 500 человек…,службу продолжали нести не более 300..". Этот пример из книги Шиканова Польская кампания 1806-07 хорошо демонстрирует насколько число больных в полку может быть ощутимым.

Автор: Ульянов 9.4.2009, 9:15

Мы вообще-то не об этом говорим)

Автор: Антон1 9.4.2009, 11:00

Да немного не об этом, просто добавил, что армия также теряла и больными, а про 12 год примера подходящего нет.
«Смоленская оборона 4,5,6,7 августа 1812г. Погибли 21-го полка Майор Гольский, Штабс-капитан Котлубай, Поручики Басов, Варнин, Подпоручики Василевский и Миллер…». Про действия 21-го егерского упоминается ли хоть что-то в мемуарах, приказах? (подвиг унтера под Смоленском и тот супостаты описали). Буду благодарен за любую информацию.

Автор: Климов 2-й 9.4.2009, 11:36

Антон, как раз большее количество мемуаров именно егерских офицеров

Автор: Антон1 9.4.2009, 12:47

Да интересно побольше узнать именно про 21-й Алексей, (думаю понятно почему) информация про полк скудная, так отдельные упоминания про участия в боях, каких то походных историй, случаев, деталей особо нет, то что прочел в инете, по-моему еще с советских времен написано. Если где упоминается полк, подскажите, интересны даже маломальские детали.

Автор: Ульянов 9.4.2009, 12:50

забавно начинать строить полк, а потом сетовать, что информации на него мало))) Может, сначала надо было вопрос исследовать? ))))

Автор: Антон1 9.4.2009, 13:07

Какой есть егерский в такой с удовольствием и вступил, 21-й герои участвовали во многих боях, просто охота больше информации добыть про полк вот и все, к вам и обращаюсь за подмогой

Автор: тень 9.4.2009, 13:23

Алексей,надо думать ,подсчитывал .




Да тут все не по теме говорят ;тема о том,что Граббе говорил про Смоленск .

Автор: Ульянов 9.4.2009, 13:24

эх, что же вы все, знатоки, вредные такие? ))))

Автор: тень 9.4.2009, 13:28

А это всегда так,Илья Эрнстович: малое знание даёт ложное чувство собственной значимости и осведомлённости .

Автор: Ульянов 9.4.2009, 13:31

а великое? )))

Автор: тень 9.4.2009, 13:34

Не знаю,не обладаем таковым .

Автор: Антон1 9.4.2009, 13:50

Извиняюсь,что влез про 21-й. Давайте поговорим о том, что Граббе говорил про Смоленск (по теме), я правда только могу задавать вопросы по ходу текста ибо нечего добавить к его воспоминаниям.

Вот выжимка из первых 3-х абзацев, что Граббе пишет о бое: наши войска…вытеснены и в беспорядке отступали, артиллерия сбита с позиций и отступала,… приказание отступать в порядке,…. начальник сражавшейся тут и опрокинутой дивизии… полки его отступают в беспорядке… Со всех сторон войска наши неодолимым напором масс неприятельских были сбиты и теснимы к городу… Войска, в страшном беспорядке, теснимые уже вблизи французами….

Ваши впечатления…

Автор: Ульянов 9.4.2009, 13:55

все пропало? .....

Автор: тень 9.4.2009, 14:07

Именно .И только Граббе...

Автор: Ульянов 9.4.2009, 14:28

А уж зато Граббе потом...

Автор: Ульянов 9.4.2009, 15:06

Ф. В. Акинфов
РАЗГОВОР С МЮРАТОМ

2 сентября арьергард под командою генерала от инфантерии Милорадовича, впоследствии графа, находился у Фарфоровых Заводов, в 10 верстах от Москвы, которую армия уже оставила; а когда неприятель стал наступать, арьергард начал медленное отступление и пришел около полудня к Поклонной горе.
Милорадович, опасаясь быть отрезан от Москвы корпусами французских войск, подходившими к ней другими дорогами, хотел без кровопролития слабого своего арьергарда остановить неприятеля. Воспользовавшись присланною из главной квартиры запискою за подписанием полковника Кайсарова2, что 90003 оставленных в Москве раненых и больных поручаются великодушному попечению французских войск, приказал мне (* Я служил тогда в лейб-гвардии гусарском полку штабс-рот-мистром и с Бородинского сражения командовал эскадроном полкового командира. (Прим. авт.)) везти эту записку к королю Неаполитанскому4 и сказать, что если французы хотят занять Москву целою, то должны, не наступая сильно, дать нам спокойно выйти из нее с артиллерией и обозом; иначе генерал Милорадович перед Москвою и в Москве будет драться до последнего человека и, вместо Москвы, оставит развалины. Между тем поручил мне, чтобы я всячески старался как можно долее оставаться у французов.
Взявши из его конвоя трубача Черниговского драгунского полка, поехал я к передовой цепи, состоящей из конных егерей, которая по сигналу моего трубача остановилась, и ко мне подъехал полковник 1 конно-егерского полка. На вопрос его я отвечал, что имею поручение от начальника нашего авангарда, генерала Милорадовича, к королю Неаполитанскому.
Меня проводили к командовавшему аванпостами, генералу Себастиани, который спросил, чего я желаю. Услыша, что имею поручение к королю Неаполитанскому, отвечал, что все равно могу ему сообщить. На отзыв мой, что не имею приказания адресоваться к нему и не смею никому передавать моего поручения, кроме короля Неаполитанского, к которому послан, генерал Себастиани приказал вести меня к Мюрату.
Проехав мимо 5 кавалерийских полков, стоявших развернутым фронтом «ан эшикьэ», перед пехотными колоннами увидел я Мюрата, блестяще одетого, с блестящею свитою.
По приближении моем приподнял он свою шитую золотом с перьями шляпу, и, когда подъехал к нему я, был окружен его свитою. Тут он закричал, чтобы нас оставили, и, по удалении свиты, положа руку на шею моей лошади, сказал мне: «Господин капитан, что вы мне скажете?»— вероятно в ожидании, что я имею гораздо важное поручение.
Подавши ему записку, присланную из главной квартиры, я сказал, что генерал Милорадович, будучи уверен, что ему приятно будет занять столицу своих неприятелей целою, требует, чтобы, не беспокоя наш арьергард, он дал нам пройти, иначе генерал Милорадович решился драться в Москве и перед Москвой до последнего человека и, вместо Москвы, уступит развалины, не оставя камня на камне; для того бы король приказал остановиться французской колонне, готовой вступить в Москву, кажется, чрез Калужскую заставу.
На первое Мюрат лишь отвечал, что «напрасно поручать больных и раненых великодушию французских войск; французы в пленных неприятелях не видят уже врагов», а на второе сказал, что ничего не может решить без Наполеона, к которому и был я тотчас отправлен с адъютантом его; но, проехавши около 200 шагов, прискакал за мною офицер свиты Мюрата с приказанием воротиться к нему. А увидя меня, сказал, что, желая сохранить Москву, решается сам согласиться на предложение генерала Милорадовича и пойдет так тихо, как нам угодно, с тем только, чтобы Москва занята была французами в тот же день. А когда я отвечал, что генерал Милорадович будет на это согласен, тогда он послал приказ всем передовым цепям остановиться и прекратить перестрелку; меня же спро¬сил, знаю ли я Москву, и на ответ мой, что я уроженец московский, просил сказать жителям Москвы, чтобы они были локойны, что им не только никакого вреда не сделают, но никакой контрибуции не возьмется и всячески будут стараться о их безопасности.
Спрашивал также, не оставили ли Москвы жители, где граф Ростопчин? Я отвечал, что, быв беспрерывно в авангарде и в делах, ничего ни о Москве, ни о графе не знаю. На вопрос же, где теперь наш император, о котором по службе моей в гвардии я должен знать, ответ мой был, что хотя я служу в гвардии, но как бригада наша все время от Вильны в авангарде, то мне неизвестно местопребывание императора, который часто бывает при армии (я не смел сказать, что император в Петербурге, не знавши расположения нашей армии и опасаясь, по молодости лет и неопытности своей, что французы могут послать корпус на Санкт-Петербург). Потом он спросил, где великий князь Константин Павлович, на что я отвечал, что его нет, кажется, теперь при армии. Тут Мюрат мне рассказывал, что уважает императора Александра, бывши даже связан дружбою с великим князем, и очень жалеет, что по обстоятельствам должен воевать против них.
Спросил также, много ли наш полк потерял? Я отвечал: «Не может быть без потери, находясь почти ежедневно в сражении».— «Тяжелая война!» — говорит мне. «Мы деремся,— сказал я,— за отечество и не примечаем тягости войны».— «Отчего не делают мира?» — прибавя тут по своей привычке солдатское выражение. Я отвечал, что это должно быть ему известнее, что, по моему мнению, никоторая армия еще не разбита и никоторая не может похвалиться совершенно победою. Он улыбнулся и, сказав: «Пора мириться», предложил, не хочу ли я закусить? Поблагодарив его, я отвечал, что мы в совершенном избытке всего и что они так поздно начинают день, когда мы пообедали. Повторя мне еще уверение о старании, которое приложит к сбережению Москвы, и о почтении к генералу Милорадовичу, поручил ему сказать, что если согласился на его предложение, то единственно из уважения только к нему. Потом отпустил меня.
В сопровождении того же полковника 1 конно-егерского полка я ехал маленьким галопом и, чтобы более продлить время, просил позволить мне полюбоваться двумя поль¬скими гусарскими полками. Провожавший меня полковник согласился проехать со мною по фронту этих полков. Но, заметив, что я тихо галопирую и что мы много теряем времени, просил меня пустить лошадь в полный галоп. Я должен был согласиться на это и, проехавши французскую цепь, подъехал к командующему нашей цепью, лейб-гвардии Казачьего полка полковнику Ефремову. Объявив ему, что Мюрат согласен тихо идти за нашими казаками, поскакал к Милорадовичу, который подходил уже к Яузе.
Когда я рассказал Милорадовичу разговор мой и ответ Мюрата, сказав: «Видно, они очень рады занять Москву»,— он послал меня опять предложить Мюрату, в дополнение условия его, заключить перемирие до 7 часов следующего утра, чтобы могли свободно из Москвы выйти все наши обозы и остальные, в противном случае он останется при своем прежнем решении, будет драться в Москве.
Воротясь, я нашел близ Драгомиловской заставы Мюрата, который ехал вслед за своей передовой цепью, смешавшейся с нашими казаками. Приняв меня очень ласко
во, он беспрекословно согласился на это предложение, но с тем, что все не принадлежащее армии будет оставлено; потом спросил меня, сообщал ли я жителям Москвы, что они могут быть в совершенной безопасности? Хотя, поистине, я не думал и не с кем было в Москве говорить об этом, но должен был уверить Мюрата, что исполнил его поручение.
Возвратясь к Милорадовичу и передав ему согласие Мюрата, когда мы совсем вышли из опустевшей Москвы, где только в церквах толпился народ, и, отойдя 4 версты по Рязанской дороге, остановились, Милорадович послал меня к его светлости, главнокомандующему князю Кутузову, с донесением, что при отступлении из Москвы потери не было.
Дорога и поля были загромождены экипажами. Тысячи карет, колясок, фур, телег теснили друг друга, спеша от неприятеля. Между полковыми обозами и подводами с нашими ранеными, партиями пленных я с трудом мог добраться до главной квартиры, расположившейся по Рязанской дороге в селении Панках, и приехал туда уже в сумерки.
Полковник Кайсаров, к которому явился я, пошел сперва доложить обо мне Светлейшему и потом представил ему. Я нашел его в крестьянской избе, в сюртуке, сидящим за длинным столом, на конце которого сидел генерал Беннигсен. Когда я донес об отступлении нашем через Москву, он расспрашивал меня о Мюрате, что он говорил, и даже подробностях его истинно театральной одежды; удостоил благодарить меня как за исполнение поручения, так и за ответы мои Мюрату, велел записать мое имя, генералу Милорадовичу объявить его благодарность, сказав, что он остается тут дневать завтра и потому бы Милорадович держался с арьергардом.
Возвратясь очень поздно к последнему, я разбудил его и сообщил ему благодарность и приказание главнокомандующего. Милорадович был, казалось, в затруднении держаться слабым арьергардом, если бы неприятель вздумал на нас напирать.
По исполнении, таким образом, моего поручения возвратился я к своему эскадрону. Но слышал, что наш герой нашелся еще раз исполнить приказание главнокомандующего без кровопролития. Узнав от меня, что аванпостами командует Себастиани, которого Милорадович знал по случаю проезда его из Константинополя чрез Бухарест, он сам поехал к неприятельским аванпостам, спросил генерала Се-бастиани и, обрадовавшись друг другу, предложил ему не проливать крови в день их свидания, и что он так отступит 4 версты. Не смею утверждать справедливости этого, быв тогда во фронте, а не при Милорадовиче, но знаю, что мы точно отступили с арьергардом 4 версты, продневали без сражения и даже целый день не садились на лошадей, а на следующее утро начали опять отступление с бою.

Автор: Ульянов 9.4.2009, 15:27

Н. Н. Раевский
Бородино


...Немного занимательного могу я сказать относительно действий моих в сей кровавой битве. Я имел в моем распоряжении только 16 батальонов, ибо два из моих полков, под командою графа Воронцова, как мне помнится, были посланы в лес, а два другие, как я выше сказал, отправлены были во внутрь России для укомплектования. Отряд мой поставлен был в две линии; правое крыло опиралось на недоконченный редут, который после сохранил мое имя, а левое по направлению к деревне Семеновской. Напрасно говорит генерал Бутурлин, что конница меня поддерживала: первая линия моя стояла в овраге, а вторая на отлогости холма, на вершине коего находился корпус генерала Дохтурова. В редуте моем было место только для артиллерии, позади коей начинался овраг, означенный на карте, и в коем стояла моя первая линия. Получив по собственной моей неосторожности за несколько дней пред сражением сильную рану в икру ноги штыком от ружья, лежавшего на телеге, я едва только в день битвы мог быть верхом, и то с несносною болью, которая принудила меня сойти, наконец, с лошади и стоять пешим в редуте.
Князь Багратион предуведомил меня, что он будет брать подкрепления из второй моей линии, и вместо некоторой части оной взял при начале дела почти всю линию.
Видя тогда, что первая моя линия, оставшись без подпоры, не может противустать с успехом неприятелю в растянутом построении, я свернул оную в колонны, не выходя из оврага, дабы деятельнее защищать редут помощью противудвижений. Она расположена была следующим образом: 4 батальона 12-ой дивизии под командою генерала Васильчикова поставил я на левом и 4 батальона 26-ой дивизии под командою генерала Паскевича на правом крыле, с повелением в случае атаки редута неприятелем идти и ударить на него с обоих флангов. Вскоре потом подошли ко мне два батальона 19-го егерского полка под командою генерала Вуича, кои поместил я в том же овраге позади редута. Ссылаюсь в этом на реляцию, поданную мною после сражения, и хотя за неимением документов я пишу теперь на память, однако ж не страшусь противоречия самому себе, ибо всегда говорил истину. С самого утра увидел я колонны неприятельской пехоты против нашего центра, сливавшиеся в огромную массу, которая, пришед по¬том в движение, отделила сильную часть от себя, направившуюся к моему редуту. Колонна сия шла ко мне косвенно, и сражение завязалось спустя три четверти часа после атаки, направленной против князя Багратиона. В эту-то минуту генерал Коновницын приглашал меня в Семеновское, по случаю полученной князем Багратионом раны. Я отвечал ему, что не могу отлучиться, не отразив прежде атаки, направленной против меня, и просил его действовать до прибытия моего сообразно с обстоятельствами, прибавив, что не замедлю явиться к нему в Семеновское. Действительно, это была решительная минута, в которую я ни под каким предлогом не мог оставить моего поста. По приближении неприятеля на выстрел моих орудий пальба началась, и дым закрыл от нас неприятеля, так что мы не могли бы видеть ни расстройства, ни успехов его. После вторых выстрелов я услышал голос одного офицера, находившегося при мне на ординарцах и стоявшего от меня недалеко влево; он кричал: «Ваше превосходительство, спасайтесь!» Я оборотился и увидел в шагах пятнадцати от меня французских гренадеров, кои со штыками вперед вбегали в мой редут. С трудом пробрался я к левому моему крылу, стоявшему в овраге, где вскочил на лошадь, и, взъехав на противоположные высоты, увидел, как генералы Васильчиков и Паскевич, вследствие данных мною повелений, устремились на неприятеля в одно время; как генерал Ермолов и граф Кутайсов, прибывшие в сию минуту и принявшие начальство над батальонами 19-го егерского полка, ударили и совершенно разбили голову сей колонны, которая была уже в редуте. Атакованная вдруг с обоих флангов и прямо, французская колонна была опрокинута и преследуема до самого оврага, лесом покрытого и впереди линии находящегося. Таким образом, колонна сия понесла совершенное поражение, и командующий ею генерал Бонами, покрытый ранами, взят был в плен. С нашей стороны граф Кутайсов убит, а Ермолов получил в шею сильную контузию. Я полагаю, что неприятель сам причиною своей неудачи, не устроя резерва для подпоры колонны, шедшей на приступ.
Никогда не только Корф, ни же один кавалерист, не помогал пехоте в сем случае: это погрешность в истории Бутурлина. После сего успеха я приказал привести на батарее все в прежний порядок, а сам отправился в Семеновское, где нашел Коновницына, Сен-Приеста и генерала Дохтурова, заступившего место князя Багратиона. Сен-Приест получил сильную контузию в грудь в то время, когда князь Багратион был ранен. Не имея там никакого дела, я воз-вратился в мой редут; но застал уже в нем егерей под командою генерала Лихачева. Корпус мой так был рассеян, что даже по окончании битвы я едва мог собрать 700 человек. На другой день я имел также не более 1 500. Впоследствии сей корпус в другой раз был укомплектован; но тогда нечем уже было действовать.Я был возле Барклая в то время, когда пьяные неприя-тельские кирасиры скакали между нашими кареями без пользы и без цели; прогоняемые ружейным огнем, они то скрывались в овраг, то снова появлялись около кареев. Вообще натиски неприятельской кавалерии были в сей день весьма нерешительны.
С самого прибытия князя Кутузова в армию я не мог явиться к нему за раной в ноге, о коей я упомянул выше; будучи же теперь свободный и без команды, я к нему отправился. В это время позиции наши были еще за нами; огонь неприятельский начал ослабевать, но артиллерия наша нуждалась в зарядах. С сими известиями я прибыл к фельдмаршалу. Он принял меня ласковее обыкновенного, потому что за минуту до меня кто-то представил ему дела наши весьма с дурной стороны. Надобно сказать, что, быв еще гвардии поручиком, я начал военную мою службу в турецкую кампанию под начальством фельдмаршала князя Потемкина и находился при особе Кутузова, о чем он всегда вспоминал благосклонно и во всяком случае оказывал мне особое благорасположение. Он сказал мне: «Итак, вы думаете, что мы не должны отступать».
Я отвечал ему, что, напротив, мне кажется, нам должно атаковать завтра неприятеля, ибо в делах нерешенных упорнейший всегда остается победителем. Это было не хвастовство с моей стороны, может быть, я обманывался, но я именно так думал во время сего разговора. Князь Кутузов тогда же, в присутствии его высочества герцога Александра Виртембергского, начал диктовать адъютанту своему Кайсарову план завтрашней атаки, а мне приказал немедленно пересказать об оной изустно генералу Дохтурову. Я бросился выполнить сие повеление, в намерении сверх того, известить об этом и все наши линии, зная совершенно, какое действие произведет известие сие на дух войск наших. Проезжая к левому флангу армии, я видел генерала Васильчикова с Литовским гвардейским полком в упорном бою с неприятелем. Сей полк особенно отличился в сем случае. Генерал Васильчиков, не имевши никакого дела на правом, перешел на левое крыло, где была тогда самая жаркая битва. Извещая о сей, может быть, неизвестной черте его рвения и храбрости, я руководствуюсь единою истиною...

Автор: Burghardt 9.4.2009, 18:34

Во многой мудрости много печали, и кто умножает знание, умножает скорбь...
)))

Автор: Белов-Семеновский 10.4.2009, 8:42

Интересно, согласно Раевскому Багратиона ранили в первой же атаке на флеши?
Еще понравился момент - "...я приказал привести на батарее все в прежний порядок, а сам отправился в Семеновское<...>Не имея там никакого дела, я возвратился в мой редут; но застал уже в нем егерей под командою генерала Лихачева. Корпус мой так был рассеян...
Т.е. просто бросил свой корпус и пошел...

Автор: Ульянов 10.4.2009, 10:37

не совсем так.. У него же зона ответственности была от батареи до Семеновской - вот и поехал обозреть... Только прикрыть эту зону и в начале боя было нечем, а после штурма батареи - и вовсе никого не осталось.... Вообще, судя по описанной им первоначальной диспозиции, пустовато было между батареей и деревней... Правда, уже начинали 4-й корпус и гвардия выдвигаться на это место, но несколько в глубине..

Автор: Ульянов 14.4.2009, 11:37

С.Г.Волконский

Мой быт служебный, общественный был подобен быту моих сослуживцев, однолеток: много пустого, ничего дельного. Кичились быть хорошими фронтовиками, хотя по опыту видели во время войны, что не в этом дело в военном ремесле. Книги, забытые, не сходили с полок; одним я теперь горжусь былым временем — это общий порыв молодежи всех слоев, желание отмстить французам за стыдное поражение наше под Аустерлицем и Фридландом.
Это чувство так было сильно в нас, что мы оказывали ненависть французскому посланнику Коленкуру, который всячески старался сгладить это наше враждебное чувство светскими учтивостями. Многие из нас прекратили посе-щения в те дома, куда он был вхож. На зов его на бал мы не ездили, хотя нас сажали под арест, и между прочими нашими выходками негодования было следующее.
Мы знали, что в угловой гостиной занимаемого им дома был поставлен портрет Наполеона, а под ним как бы тронное кресло, а другой мебели не было, что мы почли обидой народности.
Что же мы сделали? Зимней порой, в темную ночь, несколько из нас, сев в пошевни, поехали по Дворцовой набережной, взяв с собой удобно-метательные каменья, и, поравнявшись с этой комнатой, пустили в окна эти метательные вещества.
Зеркальные стекла были повреждены, а мы, как говорится французами, «fouette cocher»*. На другой день — жалоба, розыски, но доныне вряд ли кто знает, и то по моему рассказу,— кто был в санках, и я в том числе...


Он же:

Жизнь общая в Вильне, до начала военных действий, была просто столичная по наружности, а сосредоточение около Вильны многих корпусов войск было поводом многих смотров. Армия была в отличном строевом положении, и в войсках от генерала до солдата всякий ждал с нетерпением начала военных действий. В тот год праздник пасхи застал нас в Вильне и был празднован по обычаю русскому и церковной службой, и съездом во дворец, и это приводит мне на память маленький анекдот, довольно ничтожный, но некоторым образом выказывающий странную любовь царя даже из религиозного обряда делать, как бы ска¬зать, театральное, вахтпарадное представление. К известному часу перед полночью, в день пасхи, все чины царской свиты, многие чины военные и гражданские, имеющие право на дворцовый этого дня вход, и многие местные поляки и польки, допущенные на эту церковную службу, собрались во дворец. Я и товарищ мой Лопухин опоздали к назначенному часу, а как мы обязаны были находиться в той комнате, где свита государева его ждала, то, боясь встретить государя, для избежания оного, хотели пробраться
через церковь домашнюю, удобный для нас вход, чтоб добраться до нашего места. Но едва подошли к церкви по заднему ходу, как у дверей видим: придворный лакей воспрещает нам взойти в церковь. На спрос наш, почему? он нам отвечал: «Нельзя, там государь».— «Да что же он там делает, ведь служба не началась?» На это он отвечал нам: «Делает репетицию церковного служения». Мы — дай бог ноги и, будучи уверены, что не встретим государя и не подвергнемся выговору, скорей туда, где было наше место, через главный ход для всех.

Автор: Ульянов 14.4.2009, 11:52

Одно обстоятельство, о котором в общих описаниях этого времени, кажется, не означено и о котором молва была в весьма малом кругу, но которое между тем заслуживает некоторой значительности, это поручение, данное полковнику Толю: тайно видеться с князем Иосифом Понятовским, командовавшим тогда одним из корпусов наполеоновской армии. Не могу заверить, чтоб мой рассказ об этом был в сущности своей совершенно справедлив, но о том в близком мне кругу было говорено, а я передаю, что слышал. Толь был послан, переодетый в партикулярное платье, к Понятовскому с тем, чтобы заверить его, что государь имеет намерение восстановить Польшу и что, если он, Понятовский, согласится оставить Наполеона и тем увлечет за собою и польское войско, имевшее полное доверие к нему, Понятовскому, то Александр провозгласит его королем Польским, выставляя это не за измену, но за содействие его к восстановлению отечества. Ответ Понятовского был отрицательный, и он сказал Толю, что благодарит государя за намерение, но что честь ему не позволяет принять предложение, а в удостоверение уважения и признательности к государю, он не даст гласности всему этому,— и Толь возвратился.

Автор: Ульянов 14.4.2009, 12:21

Преследование французов....

Вслед за французами показался и Платов со своими полчищами, и весь наш отряд поступил в его команду. Платов, знавший меня, приказал мне, чтобы мой отряд шел с его полчищами. Он сам ехал в санях и посадил меня на облучок оных, и так он и все войско прибыли к Смоленску, в который входили все соединенные корпуса французской армии. Вы¬теснить французов из Смоленска было ему не по силам, но он бы лучше сделал не останавливаться в виду Смоленска, а опередить отступление французов и, при большой силе его отряда, затруднить их отступление по дороге к Дубровне. Но Платов стал бивуаком под Смоленском, тревожа только французов не спереди их, а с тыла.
Тут я при нем пробыл целую ночь и был свидетелем того, что грустно мне передавать о нем. Не отнимая заслуг его в эту войну, я должен сказать, что он многое упустил по невоздержанности своей. Став на бивуаке, он приказал себе подать горчшцной, т.е. водки, настоянной на горчице, и, выпив порядочную чапарочку, огруз и заснул. Отрезвившись немного, он велел себе подать другую, опять отрезвившись, велел подать третью, но уже такого размера, что свалился, как сноп, и до утра проспал; и поэтому уже пропустил время к распоряжению, дал время французам беспрепятственно продолжать свое отступление и, вступив в Смоленск, захватил только отсталых; а между тем, занятие Смоленска по реляциям поставлено как значительный его подвиг. Мой отряд, по малочисленности его в сравнении с огромной численностью отряда Платова, просто был каплей воды в море, и я не имел возможности действовать независимо. Я изложил Платову, что имею для действия особое назначение от отрядного моего начальника и вследствие этого должен оное привести в действие, на что получил согласие Платова; велел своим казакам сесть на коней и, расспросив у проводника прямой тракт проселочный на Бабиновичи, пустился в это направление. Указанный мне проселок просто был пешей тропинкой чрез дремучий лес, весьма затруднительной для конной, даже одиночной, езды, так что я с моими казаками, почти лежа на шее лошади, прошли этим лесом несколько часов, и пришли мы в Бабиновичи, как лошади, так и казаки, весьма уставшими. В Бабиновичах я не застал французов, но был встречен радушно жителями евреями. Тут я узнал, что в полперехода от Бабиновичей, в деревне Неклюдовой, стоял обоз французский, а именно — казна Наполеона. Захватить его было бы славное дело, но я полагал, что по усталости лошадей и людей двинуться туда было бы им не по силам. Собрал отряд и объявил им, что там будет хорошая пожива. Слово «казна» возымело магическое действие на моих казаков. " «Ведите нас туда»,— в одно слово от всех. Пошли, но, прибыв туда, узнали, что накануне уже выступил этот обоз и что мы его не догоним. Казаки жалели о неудаче, но я, признаюсь, был доволен. Если бы удалось захватить казну, то взять что-либо себе было бы не сходно с моими пра¬вилами и беззаконно; предоставить же полное пользование оной отряду — также было бы беззаконно, да и с кишенью полной худ был бы казак в бою; отдать все в казну — того и смотри, что при приеме сделали бы еще на меня начет, да, притом, это понудило бы меня остановиться, сдавать приемщикам и охранять от похищения; словом, не взяв казны, я охранен был от забот.

Автор: тень 14.4.2009, 14:05

Всё-таки у классиков ,порой, странный вкус на цитаты .

Автор: Ульянов 14.4.2009, 14:06

Хм... а что в них странного? )))

Автор: тень 14.4.2009, 14:10

Пока сформулировать не берусь .Будем ждать развития темы .

Автор: Ульянов 14.4.2009, 14:19

Просто вытаскиваю моменты, которые лично мне кажутся живыми и интересными)))

Автор: Антон1 15.4.2009, 10:20

Согласитесь, интересно же узнать про горчшцную Платова и «покушение» на казну.


«пьяные неприя-тельские кирасиры скакали между нашими кареями без пользы и без цели»
Читая отрывок Раевского о Бородино, задался вопросом, а атаковать на завтра это был «пиарход» Кутузова или все ж помышлял он навалиться на супостата, но позднее передумал, когда узнал о больших потерях.

Автор: Ульянов 15.4.2009, 12:37

Волконский

Вместе с движением на Дмитровск получено было из нашего авангарда донесение, что его теснит неприятель и, ожидая, что при превосходстве его мы должны будем оставить Клин и отступить в направлении на Тверь, где сформировалось уже ополчение, данное под начальство Винценгероде, и как общей нашей целью было при каждом отступлении истреблять всякие запасы продовольственные, то поручил мне Винценгероде истребить винный подвал заранее, чтоб, в случае с бою оставления Клина, не дать повод отступающему отряду к беспорядку. Я взял несколько казаков, взошел в подвал, отколотил все втулки бочек, по штофам — сабельными ударами, и признаюсь, все это делал с восторгом, ненавидя с давнего времени, как теперь, это поползновение к разврату продажею питей народу. Тут так удачно все было исполнено, что просто было вина в подвале по колено, а вместе с тем и капли никому не попало в рот. Я упоминаю об этом антикабацком подвиге, потому что в 1817 году, то есть пять лет по истечении события, получил я запрос из Московской казенной палаты, чтобы дать отчет, почему я решился на такой поступок, принесший столь значительный убыток казне и имел ли я в оправдание письменное на то повеление, которое и обязывали меня представить в оригинале. Само собою разумеется, что я отвечал, что я за действия в пользу тогдашних обстоятельств не обязан никаким отчетом; что этого требовали военные обстоятельства; что в военное время исполняешь и словесные приказания, а письменных не имел, и что ежели мой ответ для палаты неудовлетворительный, то пусть снесутся с господином корпусным ныне командиром, ген. от кавал. бароном Винценгероде, который не только не будет им отвечать, но представит государю императору неуместное требование Московской казенной палаты. Не знаю, чем это все кончилось, но, по крайней мере, меня уже не тревожили.



и еще Волконский


Во время нашего пребывания в Клину были происшествия, не в прямой связи с военными действиями, но заслуживающие повествования.
На наши аванпосты явился из Москвы, переодетый в платье купчика, тогдашнего Литовского гвардейского полка обер-офицер Оде-де-Сион (Aude de Sion), воспитанный в Пажеском корпусе и сын надзирателя классов в этом заведении. Этот молодой человек мне хорошо был знаком и из нашего авангарда был препровожден к Винцен-героде. При явке его он объяснил, что он был захвачен в плен и нашел возможность, переодевшись купчиком, бежать из Москвы и просил быть доставленным в главную квартиру армии, так как состоял до плена в бессменных ординарцах при генерале, бывшем главнокомандующем, Барклае-де-Толли. По прежнему знакомству с ним, я его до отправления, куда он желал, приютил к себе, но и теперь помню, что костюм его в виде купчика как-то щегольством своим обратил мое внимание, и про себя я думал, что для удобства побега скорее и удобнее бы было, для избежания подозрения от французов, переодеться просто в мужицкое платье. Он так щеголевато был переодет, что казалось, что он готовится играть роль купчика на театре. Молодой Оде-де-Сион был отправлен в главную квартиру всей армии, и вскоре мы узнали обстоятельство, весьма невыгодное для него: пойманный французский шпион, уличенный в этом, был осужден быть расстрелянным и, при шествии на смертную казнь, он, увидев Оде-де-Сиона, из расчета ли или по другим неизвестным мне причинам, сказал: «Вы ведете меня на казнь, но вот,— указывая на Оде-де-Сиона, — также шпион, как и я, но еще вдобавок и в русском мундире». Само собою разумеется, что эти слова должны были навести подозрения на молодого человека. Он был подвержен следствию; уличен он не был, но, однако ж, были поводы к подозрению, и он был выслан из армии в Петербург к отцу своему под надзор. Сказывали мне потом, что много ему помогло заступничество Барклая-де-Толли, сын которого тогда воспитывался в Пажеском корпусе и был поручен отцом отцу Оде-де-Сиона; его виновности не утверждаю, но рассказываю то, что слышал.

Другое обстоятельство, и довольно замечательное, это прибытие на наши аванпосты, под парламентерским от французов флагом, действительного статского советника Яковлева. Прибыв и явясь к Иловайскому, он требовал немедленной отсылки к генералу Винценгероде, имея, как он говорил, важное сообщение ему для передачи государю.
Прежде, нежели объяснять то, что случилось, надо объяснить, что Яковлев был тесно знаком с Винценгероде: оба они были во время Суворовской кампании в Италии при великом князе Константине Павловиче; и еще объяснить надо, что Винценгероде, по созвучию имен Вейроде, тогдашнего генер[ал]-квартир[мейстера] австрийской армии при Аустерлице, неправильно был подозреваем в передаче Наполеону плана, предпринятого для Аустерлицкого сражения. Не последнее обстоятельство в деле, принимающем какой-то тайный вид,— охранить себя гласностью свидания, как мерою осторожности, и поэтому, дав знать Иловайскому, чтоб Яковлев был представлен в Клин, Винценгероде приказал приближенным при нем, в том числе и мне, быть свидетелями его свидания с Яковлевым. По прибытии сего последнего, нас несколько человек было в комнате, занимаемой Винценгероде.
Яковлев, вошедши, по обыкновению приветствовал, как знакомый, коротко и сказал Винценгероде, что он имеет необходимость переговорить с ним глаз на глаз; но Винценгероде ему отвечал, что все присутствующие так близки ему и так пользуются полным его доверием, что ему нечего опасаться говорить при нас и что даже он требует, чтоб тайна, которую он имеет сообщить ему, была высказана при нас.
Тогда Яковлев объявил ему, что оставался больным в Москве при занятии города французами. Наполеон, имевший о нем сведение, как о брате бывшего русского посланника при короле Вестфальском в Касселе, вызвал его к себе и поручил ему для передачи русскому императору от себя письмо, и вместе с тем выразил, что он, Наполеон, желает войти в переговоры о замирении с императором Александром и что передачу письма и этого поручения передал ему, Яковлеву, как известному ему дипломату.
Едва только кончил это сообщение Яковлев, Винцен-героде ему сказал: «Хотя мы и старые знакомые, но должен я вам сказать, что объявленное вами заставляет меня действовать с вами не как старый знакомый, но как лицо, обязанное служебным долгом. Мое одно присутствие охраняет вас от заслуженного вами поругания присутствующих господ. Предложение к миру не может прилечь к сердцу ни государю, ни кому из его верноподданных, и поэтому письмо, вам врученное, перешлю к государю, но вместе и вас арестованным. Вот все, что я могу вам сказать на ваше извещение, и, как старый ваш знакомый, сожалею, что вы приняли таковое поручение».

Как я заведовал письменными делами при Винценгероде, исправляя должность дежурного штаб-офицера по отряду, то Винценгероде приказал мне приготовить к безотлагательному отъезду фельдъегеря, послав собственноручное донесение государю императору, и вместе с тем велел назначить офицера и конвойных для отправки арестованным Яковлева также на курьерских.
Впоследствии я узнал, что государь отправил, не распечатавши, письмо Наполеона к Кутузову для возвращения в том же виде на французские аванпосты, а по прибытии Яковлева в Петербург его прямо повезли в Петропавловскую крепость, где подвергли его следствию тайному, после которого Яковлев был отправлен в свои деревни под надзор местной полиции, и запрещен ему был въезд в обе столицы.

И вот такое его мнение о труде Бутурлина


...поездка моя совершилась удачно, что не приписываю нимало моей распорядительности, а просто счастливым обстоятельствам и некоторой стойкости моей не предаваться побочным внушениям; в главной квартире государя полагали, по сведениям, полученным о быстрых наступательных движениях французской армии, что я непременно должен был попасться в руки неприятеля; вслед за мной, с тем же поручением, отправлены были к князю Багратиону флигель-адъютант полковник Александр Христо-форович Бенкендорф, а вскоре после него генерал-адъютант барон Винценгероде, но оба они прибыли уже не в Бобруйск, а, сколько упомню, в Быхов.

Не могу не высказать, как обыкновенно историографы современных событий в рассказах своих часто, под влиянием побочных обстоятельств, искажают истину. Дмитрий Петрович Бутурлин в истории войны 12-го года приписывает мою поездку в Бобруйск брату моему Никите, а причина этой немилости ко мне та, что во время редакции его записок я был уже в Сибири. История его, большей частью, кроме искажений многих обстоятельств и событий, есть панегирик живым, в силе при дворе состоящим во время редакции его записок, и очень часто хула несправедливая о тех, которые были в немилости или от которых, как от умерших, не ожидал он себе поддержки и не боялся возражения.

Автор: Ульянов 16.4.2009, 13:37

А.С.Шишков

...меня удивляло, что великий князь Константин Павлович, приехав на короткое время в Вильну, остановился в каком-то об одной комнате домике. Мы пришли к нему и должны были стоять на дворе, покуда нас позовут. В это время, в продолжение более часа, вводили к нему, человек по человеку, несколько солдат с оружиями. Я не мог иного себе представить, как то, что он увещевает их быть храбрыми, стоять твердо, смыкаться, не разрывать рядов; наставляет, как проворнее заряжать ружье, не торопясь целить метко, или тому подобное. Но когда позвали меня к нему, то увидел я совсем иное: он показывал им, в каком положении держать тело, голову, грудь; где у ружья быть руке и пальцу; как красивее шагать, повертываться, и другие тому подобные приемы, часто с переменою мыслей переменяемые и всегда связывающие человека, отъемля у него ловкость и свободу движения. Как! думал я, то ли теперь время, чтоб заниматься такими пустыми мелочами? Казалось, великий князь угадал мою мысль, потому что, взглянув на меня, сказал мне: «Ты, верно, смотришь на это, как на дурачество?» Вопрос сей так смутил меня, что я, ничего не отвечая, только низко поклонился




Между тем, по недостатку хороших жилищ в Свенциянах, отвели мне ночлег в жидовском грязном и вонючем кабаке. Ввечеру государь прислал ко мне бумагу на немецком языке, с тем чтоб я, как можно скорее, перевел ее по-русски. Она была вся измарана, содержала в себе первые известия о бывших с неприятелем стычках, также о положении нашем и посылалась с курьером в Петербург, для напечатания в ведомостях. Сочинитель ее был вышеупомянутый пруссак Фуль. С трудом мог я разобрать худо написанную бумагу сию и нашел ее больше удобной произвесть в народе нашем уныние, нежели подать надежду и ободрение; ибо Наполеон изображался в ней непобедимым, сила его — непреодолимою, и что мы должны были впустить его в свои пределы, не имея никакой возможности воспрепятствовать ему в том, и проч. Похвала сия неприятелю и великим силам его, а особливо при начале с ним войны и для первого известия, показалась мне весьма несовместной и могущею породить худые толки. По сей причине решился я написать свое коротенькое известие и побежал тотчас к государю, чтоб объяснить ему мое мнение; но он взял сторону немецкой бумаги и настоял, чтоб скорее перевести ее: «Курьер,— примолвил он,— готов, и хотя скоро уже полночь, однако ж я стану дожидаться и не лягу спать, покуда его не отправлю». Не смея больше противоречить, возвратился я в свою корчму и принялся переводить бумагу. Читатель да простит мне маленькое описание тому состоянию, в каком я в это время находился. Корчма, или с земляным полом кабак, который отведен был для меня, состоял из двух горниц, одной большой и другой маленькой, где в углу стояла худая кровать с приставленным подле ней, к стене, деревянным столиком, едва могшим поместить на себе чернильницу, сальную свечу и мою бумагу. Тут, трудясь над неприятным переводом, сидел я на треножном стуле, против маленького окошка, к которому поминутно, один за другим, приходили солдаты стучать, чтоб им отперли двери кабака; так что я всякий раз принужден был вскакивать со стула и каждому из них во все горло кричать: «Поди прочь! здесь стоит генерал!» Мало сего: сверху беспрестанно падали на бумагу мою тараканы, которых я, пиша с торопливостью, каждый раз должен был отщелкивать. К сим досадам присовокуплялась еще та, что хотя дом, где остановился государь, и недалеко отстоял от меня,— не более семидесяти или осмидесяти сажень,— однако ж надлежало туда ночью, в дождик, по грязной улице бегать. Я перевел кое-как немецкую данную мне бумагу: иное из нее выпустил, иное сократил, иное переменил и, оконча, спешил представить ее на утверждение. Я нашел государя, сидящего еще на том же месте, на котором его оставил. Я сказал ему, что сделал некоторые перемены, и прочитал бумагу. Он оставил ее у себя и меня отпустил.

а вы говорите, порядок )))))

Автор: тень 16.4.2009, 13:41

А что-нибудь позитивное попадалось?

Автор: Ульянов 16.4.2009, 13:43

я пишу для ГРАМОТНЫХ пользователей)))) хорошее мы с Вами и так знаем)))

Автор: тень 16.4.2009, 13:48

Не могу вполне согласиться.

История показывает,что хорошее периодически надо повторять,дабы оно не было предано забвению.
И долг классика как раз сеять доброе и вечное .

Автор: Ульянов 16.4.2009, 13:57

Суть в том, что радужные реляции можно прочитать где угодно))) А вот не совсем приятные моменты - далеко не везде)))

На мой взгляд, русскую армию нужно "оживлять", будить к ней интерес, - а этому более всего способствуют всякие нестандартные, пусть и кривоватые, моменты))) Время "богатыри - не вы" и "взвейтесь, соколы, орлами", ИМХО, прошло... Пропаганда должа быть более гибкой и человечной)))

Автор: тень 16.4.2009, 14:03

Надо идти к золотой середине.А когда больше "чёрненького" чем "беленького" - то это начинает напоминать историю мистера Фёста и мистера Секонда из "Человек с бульвара капуцинов".Вроде бы оба кино крутят - а эффект разный.

Получается,что вся "жизнь" и "живость" должна состоять из пьянок,глупости, взаимных "подсиживаний" и случайных стечений обстоятельств.

Автор: Ульянов 16.4.2009, 14:05

мне кажется, с беленьким у нас давний перебор, причем такой, что русскими просто не интересуются - типа, больно они одинаково-правильно-блеклые )))

Автор: тень 16.4.2009, 14:07

Такие понятия как храбрость,долг и т.д. стоят вне времени и пространства.

Может не время прошло а нет желания ?

Автор: Ульянов 16.4.2009, 14:08

Не знаю... Кажется, в книге я перекосов не допускал)))

Автор: тень 16.4.2009, 14:12

Перебор? Да положительных моментов ещё поискать надо после всех тех помоев,которые выливали и выливают на нашу историю.В сочетании с низким уровнем "ура-патриотизма",с которым "и врагов не надо".





Книга книгой - я про живое общение .Ведь ничто не заменить живое общение человека с человеком .






Уважаемый,это вы кому?

Автор: Ульянов 16.4.2009, 14:15

М.Ф.Орлов
Капитуляция Парижа

Битва началась в центре...
Усилия союзников и сопротивление неприятеля стоилимногих жертв, прежде чем мы овладели деревней Бельвиль и Сен-Шомонским холмом. В этом успели только к четырем часам пополудни, после осьми часов боя; и в ту минуту, когда государь делал смотр своей гвардии, намереваясь пустить ее на неприятеля, явился, наконец, настоящий парламентер с предложением открыть переговоры.
Император тотчас позвал меня к себе и повелел переговорить с присланным офицером. Объяснение было коротко: он не имел никаких полномочий и просто требовал, чтобы остановили атаку; это значило бы отложить победу, а может быть, и упустить ее из рук. Ему отказали, и я получил предписание ехать тотчас с ним вместе к герцогу Рагузскому, который командовал прямо против нас.
Итак, мы поскакали во весь опор рядом, сквозь град картечи и пуль, подвергаясь оба опасности погибнуть от огня обоюдных врагов или друзей наших.
Первый человек, которого я встретил в самой передней цепи французских стрелков, был маршал Мармон. Он стоял со шпагою в руке, ободряя разреженные батальоны свои движениями и голосом к отчаянной защите. Вид имел он твердый и воинственный, но печальное лицо обнаруживало грызущую заботу человека государственного, на котором лежит огромная ответственность. Эта ответственность тяготела на нем одном вся вполне; он, казалось, уже тогда предвидел, что сделается целью, на которую устремятся все нападки партий, и жертвою раздраженной гордости национальной. Опасность была крайняя, и каждая минута драгоценна. Слова герцога были сильны и коротки, решимость его быстра и полна. Увидев меня, от тотчас подошел ко мне и сказал без всяких околичностей:
— Я герцог Рагузский. Вы кто?
— Полковник Орлов, флигель-адъютант его величества императора всероссийского, который желает спасти Париж для Франции и мира.
— Это также наше желание и единственная надежда;без того всем нам осталось бы только умереть здесь. Условия ваши?
— Огонь.остановится; французские войска войдут за укрепленные заставы; тотчас назначить комиссию для пере говоров о сдаче Парижа.
— Согласен, и буду с герцогом Тревизским ждать вас у Пантенской заставы. Итак, к делу; прекратим, не мешкая, огонь по всей линии. Прощайте!
Я отправился, но, отъехав немного, воротился к герцогу
и сказал ему: «Высота Монмартрская также должна быть очищена французскими войсками».
Он подумал с минуту и отвечал: «Это справедливо, она вне укрепленных застав».
В это время по всей французской линии раздавались крики: «Да здравствует император! Да здравствует великий Наполеон!»— и ясно было по виду этих храбрецов, что крик этот, возбужденный самим маршалом, более обнаруживал с их стороны усердия к бою, чем радости о минутном прекращении опасности. Зрелище это было величественно. Борьба кончилась, но неизменно и во всей полноте своей сохранилась преданность.

Наши стояли в двухстах шагах оттуда. Барабаны ударили сбор; офицеры разъезжали по рядам, и только небольшое количество самых отчаянных солдат упорно продолжали стрелять в неприятеля. Никогда не забуду комического неудовольствия одного русского гренадера, которого я не допустил выстрелить, приказав ему воротиться к его роте. Он взглянул на меня с видом упрека и сказал умоляющим голосом, указывая рукой на французского стрелка, которого, вероятно, почитал личным врагом своим: «Ваше высокоблагородие, позвольте мне только этого подстрелить». Разумеется, что я не дал свободы его мщению или гневу, и он, возвратись в ряды, ворчал против того, что называл моей непонятной несправедливостью.

Автор: Макс 20.4.2009, 15:21

Только на рисунке скорее не Граббе, а Н.Н. Раевский-младший.

Автор: Ульянов 20.4.2009, 15:38

Кстати, да ) Это просто рисунок из фонда Граббе

Автор: Ульянов 22.4.2009, 10:14

Граббе о Валутиной горе...

Темнота ночи, узкие дороги, неточность приказаний были виною, что солнце было уже высоко, а наши корпуса пробирались еще и не достигли перекрестка; между тем Жюно наводил уже мост на Днепр в Прудищеве, Мюрат с массами кавалерии спешил туда же, Ней после нерешительного преследования на него арьергарда обращен также на Лубино. Наше положение сделалось чрезвычайно опасно. Разъединенные на большом пространстве по проселочным путям войска наши, если бы неприятель занял перекресток, могли быть отрезаны от войск, продолжавших свое отступление к Соловьеву. Барклай-де-Толли выехал сам на большую дорогу. К счастью, Тучков 3-й, первый на нее вышедший, понял опасность, угрожавшую армии, и, несмотря на совсем иное назначение, повернул направо, навстречу неприятелю, и занял позицию впереди перекрестка. Брат его, Тучков 1-й, стал у него в резерве. Войска сзади спешили выходить на большую дорогу. К счастью, Наполеон оставался в Смоленске, и хотя Ней и Мюрат поняли всю важность обстоятельств, но не было единства и пылу действий, производимых присутствием императора. Жюно не слушался и стоял на месте у Днепра.
Наступила, однако, критическая минута. Ней с бешенством атаковал Тучкова, осадил его и войска, на дороге стоявшие, картечным огнем рассеял. Барклай-де-Толли, в некотором расстоянии следивший за ходом дела, внезапно осыпанный картечью и не имея под рукой ни артиллерии, ни других войск, поскакал назад навстречу им. Миновав вслед за ним роковой перекресток, граф Кутайсов увидел меня и в коротких словах передал мне свои опасения, что момент наступил решительный, так что каждому следовало делать, что внушит ему сердце. Ермолов шепнул мне на ухо: «Аустерлиц!»
Бессознательно поворотил я лошадь и поскакал по оставленной дороге. По кустарникам с обеих сторон пробирались назад солдаты, укрываясь от ядер, прыгавших
по дороге. Заметив между ними несколько барабанщиков, я вызвал их, приказал бить сбор, и в невероятно короткое время сбежалось со всех сторон ко мне несколько сот унтер-офицеров и солдат разных воротников; из офицеров кавалергардского полка Башмаков и де Юнкер. Мы двинулись вперед, закрыли собой перекресток и стали в виду неприятеля на дороге.
Скоро подошел с дивизией Коновницын, посланный главнокомандующим для восстановления дела. Найдя уже войска там, где ожидать скорее найти неприятеля, он в самых лестных словах выразил мне свое уважение и приветствовал наверное с Георгиевским крестом.
Между тем стало смеркаться. Граф Орлов-Денисов, левее и в виду нашем, отразил все атаки Мюрата, угрожавшего обойти оттуда наш левый фланг. Вновь подошедшие французские войска корпуса Даву, вправо от дороги, яростно атаковали шедшего навстречу им Тучкова. И те и другие в несколько минут понесли страшную потерю. Гюден, начальник дивизии французской, был убит; Тучков ранен и взят в плен. Позиция наша была удержана. Все войска между тем вышли с проселочных на большую дорогу и стянулись. Ошибки дня были исправлены стойкостью войск и присутствием главнокомандующего. Наполеон поздно оценил важность происходившего и приехал уже ночью, после сражения. Не сомневаясь, что в грустные часы островского своего заточения, разбирая длинные и кровавые четки своих боевых дней, он не раз задумывался на Лубинском деле и проклинал часы отдыха, удержавшие его в Смоленске.

Автор: Макс 22.4.2009, 14:54

Хорошо быть личностью (Раевский), которая уверенно угадывается с первого же взгляда на картину...

Автор: Ульянов 12.7.2010, 9:29

Тормасов - Багратиону
Пол. въ Глузске 5 1юля 1812. Новости с Дрездена, Ерфурта и французской армии.

1. При французской армии следует несколько больших возов с башмаками на коньках.
………………
4. Французская армия имеет при себе множество больших пожарных труб, которые будучи наполнены соленою водою, имеют употреблятся в сражениях с русскими, дабы им забрызгать глаза, а между тем свободнее действовать оружием. Сия с солью смешанная вода производит несносную боль в глазах, коим способом надеются нанесть большие безпорядки.
5. В Ерфурте составляется комиссия для шпионов, которые будут разосланы по всей Германии, Австрии и России; многие из них отправляются в Россию чрез Полянген. Сия комиссия изготовляет весьма искусно для шпионов пашпорты. Они вырезывают с старых пашпортов имена или подписи, и вкладывают оные в вновь составленные почти неприметным образом.
6. В Вестфалии желает народ, дабы poccийские войски предприняли высадку; многочисленные собрания единомышленно согласились при первом удобном случай пристать к русской стороне. В публичных даже собраниях в присутствии и французских чиновников, молят Бога, дабы щастие войны благоприятствовало Poccии.
7. Как Вестфальские так и Прусские войски намерены дезертировать, но будучи сильно окружены французами и строго ими наблюдаемы, ожидают выгоднаго к тому времени; можно наверно полагать, что будут целыми ротами уходить с сражений.

Автор: Ульянов 15.7.2010, 13:13

Предложение женщины-воина.
(Kur. Lit. 1812. № 58).

Сообщение из Варшавы от 26-го июля 1812 года.

Два дня тому назад молодая и красивая украинка, одетая в уланский, мундир, который очень шел к ней, явилась к князю Чарторыйскому и сообщила, что ея фамилия Начваская — хорошо известна на Украйне . Затем она сказала, что прибыла из окрестностей Житомира, что муж ея давно уже служит в польской армии и что она любит родину не менее, чем он, и также ненавидит русских, а потому желала бы разделить с ним и опасности и счастье. Как только она узнала о начал военных действій — она тотчас же сообщила о своих намерениях подругам, и вот около 200 женщин стремятся к высокой чести служить родин вместе с нею, но на первое время она не пожелала взять с собою всех, a только тех, чье желание было столь же сильно, как и ея собственное.
В виду этого, она соединилась с 15-ю женщинами, за которых ручается как за самое себя. Маршал рукоплескал, одобряя ея отвагу, но, предполагая, что она явилась к нему просить помощи на обмундировку и вооружение отряда, ответил, что постарается оказать ей
посильную помощь. На это прекрасная украинка ответила, что ея имение и состояние, также как и состояние ея подруг, совершенно достаточно на все расходы; что им необходимы только — оружіе и кони и что лишь для этого она и решила явиться в Варшаву. Затем она прибавила, что через несколько дней она собирается отправиться вместе со своим отрядом в армию.



Акты патріотизма.
(Kur. Lit. 1812. № 72).
Вильна, 6-го августа 1812 года.

Третий пример. Ян Мареевич, помещик Новогрудскаго уезда, привел с собой несколько рекрутов-охотников, сам же принес в дар полку отличную сибирскую медвежью шубу —на шесть шапок для сапер и около двухсот локтей полотна на рубахи.

Автор: Ульянов 28.7.2010, 14:52

Из нового:

на 1812 г:
в Тарнопольском пехотном полку - телячьи ранцы. На Бородино - в шинелях.
в 49-м егерском - барабанные перевязи с латунными бляхами.

Автор: Денис 28.7.2010, 15:56

Коллеги - а откуда взялись эти тельячьи ранцы ?

Автор: Ульянов 28.7.2010, 15:58

поищите тему про ранцы. Просто начали с 1811 г делать телячьи ранцы параллельно с черными кожаными.

Автор: Рогатнев 28.7.2010, 18:12

Стесняюсь спросить, а кожаные черные они того? Не кошерные? Из свиной кожи?

Автор: konstantyn_lvk 28.7.2010, 19:26

Забавно - именно сибирская эта шуба исходя из чего? Пошита из белых медведей? Или крой какой-то особый? Думается, что в Новогрудском уезде Белоруссии в ту пору с медведями было не хуже, чем в любой Сибири, слава богу.

Автор: Ульянов 29.7.2010, 13:09

Да, но с другой стороны, я думаю, тогда очень неплохо различали европейских и сибирских медведей по меху... Т.с., повседневный ассортимент)



Интересный факт о строительстве редутов под Малым Ярославцем в ночь с 12 на 13 октября.

При строительстве от неприятельского артиллерийского огня погибло до 40 прикомандированных ратников ополчения, а еще 800 - "разошлись", захватив с собой инструмент. Правда, часть с этим инструментом вернулась в свои полки)))

Автор: Макс 29.7.2010, 15:22

Да лана. Известная фишка. Там в томе РИО, где эти номера газеты помимо прочего приведены, немало вкусностей про литовские войска...

Автор: Ульянов 29.7.2010, 16:09

не совсем в тему, но близко

Художник Роулнадсон

Автор: Макс 29.7.2010, 16:12

Главное, чтоб через тысячелетие по вот таким картинкам не пытались восстановить униформу и знамена.
(А что? Для античности - уже сейчас нормальная вещь...)

Автор: Ульянов 23.11.2010, 16:02

Из рапорта П.И.Багратиона Военному министру.
6 июля
Бобруйск

В особенной обязанности поставляю покорнейше просить ваше высокопр-ство ВЫСОЧАЙШЕЕ благоуважение к причинам, по коим я не мог откомандировать ни одного из полков казачьих при вверенной мне армии состоящих; ибо Бугский казачий полк, если бы и можно было отпустить с корпусом г. ген. от кав. Платова, то без сомнения ему не будет угодно иметь оный при себе по нерасторопности сих людей, ни к какой службе неспособных. Следовательно, не имея его в счету, затем из двух полков, состоящих при Мозыре, считаю необходимым оставить четыре СОТНИ при оном для употребления к рекогносцирования, а одну сотню прикомандировать к крепости Бобруйской, как весьма необходимую для усиления разъездов, наблюдений за партиями неприятельскими и внутренних экзекуций.
Один же полк от Мозыря, присоединив к армии, мне вверенной, хотя и составит таковых девять, не считая Бугскаго, но по неполному комплекту в полках людей, в сложном ЧИСЛЕ людей не составится и восьми полных, на имение коих при вверенной мне армии ваше высокопр-ство объявить изволили ВЫСОЧАЙШЕЕ повеление.
Я ТЕМ более позволил себе решимость на cиe, что легкой кавалерии регулярной при вверенной мне армии только и есть один полк Ахтырский гусарский, Уланский же довольно ненадежен и требует за собой особеннаго присмотра, как уже известно от меня и вашему высокопр-ству.

Подпись: Ген. от инф. кн. Багратион.

Автор: Роберто Паласиос 23.11.2010, 16:24

А ненадёжный уланский, это Литовский уланский?

Автор: Ульянов 23.11.2010, 16:28

он, конечно

А еще я встретил сообщение одного из "агентов" от ноября 1811 г, что 15-й польский уланский полк полностью укомплектован русскими казаками. ??? Кто-нибудь встречал такое?

Автор: Роберто Паласиос 23.11.2010, 16:43

Как вариант. Помнишь "Красивую украинку" из твоего предидущего документа? По-польски район Киева - это Русская земля. Может имеются ввиду жители Украины. Ну а "казаки" потому что в бега подались. Да и не забыли ещё в начале 19 века про славные времена былой вольницы.

Понимаю, что теория на пустом месте, но другой - нет.

Автор: тень 23.11.2010, 17:05

Маловероятно, в привычном нам понимании.

Сюда захаживают люди с Украины - могут сказать по комплектованию 15-го уланского.
Если бы Гембажевский был под рукой,посмотрел бы,там есть по полкам.

P.S. Попадался документ о том,как ушлые литовские уланы увели лошадь с поклажей у казака

Автор: Ульянов 12.1.2011, 14:29

1813 г.
"Из фортов крепости Пиллау освободили пленных русских солдат. Многие из них попали сюда в начале войны с Наполеоном. В Пиллау пленных доставляли через Кенигсберг под охраной прусских кавалеристов и французских жандармов; пытавшихся бежать расстреливали. На переходе им выдавали хлебный рацион, а на ночь запирали. К началу сентября 1812 года в окрестностях Пиллау находились несколько тысяч русских военнопленных. Порядок их конвоирования и содержания оставался неизменным до конца военных действий.

Среди тех, кто оказался на свободе, был и рядовой 3-го егерского полка Иоган Идрик, вручивший генералу К.К. Сиверсу французское батальонное знамя, взятое им в сентябре 1812 года в бою под Ригой. В том же бою Идрик был ранен и попал в плен. До самого своего освобождения носил на теле трофей, завернутый в платок. За этот подвиг солдата наградили Георгиевским крестом. "

http://russian-west.narod.ru/history/dovoen/dovoen7.htm

Автор: Ульянов 20.5.2011, 14:05

В сентябре 1813 г. 8 отличившихся при Кульме нижних чинов Преображенского полка получили Знаки отличия Военного ордена, оставшиеся после умерших чинов.

Подпрапорщик граф Толстой получил, например, знак №9763 с рядового Гаврилы Ропенко(?)
гренадер Алексей Анучин - знак №1224 с рядового Василия Прохорова

самый трогательный, с моей точки зрения, случай: получение знака №16652 унтер-офицером Максимом Посниковым с гренадера Кириллы Посникова.

Автор: Ульянов 20.5.2011, 15:14

А еще в 1813 г один из казаков отбил у французов знак отличия Военного ордена. И по номеру нашли владельца - другого казака)))

Так и хочется написать: "Этот нехитрый бизнес приносил напарникам до 1000 рублей в год" )))))

Автор: Илья 20.5.2011, 17:09

может быть, некорректный перевод с некорректного донесения?

Автор: игоряша 23.5.2011, 8:04

У меня несколько вопросов несколько не по теме. Родом я из города Дятьково Брянской области и интересуюсь историей.
Первый вопрос - недавно мне рассказали, что в войну 1812 года отряд французских фуражиров дошел до деревни Большая Жукова, находится в 5-ти км. от г. Дятьково, 40 км от Брянска (тогда это было село Жуково). Во время набега они согнали местных жителей в церковь села и сожгли церковь вместе с ними и священослужителями. Информация с одной стороны сомнительная, так как по официальной версии французы дальше Рославля к Брянску не подходили. Но с другой стороны если это подтвердится это будет интересно. Как эту информацию можно проверить? Согласно комментариев к плану генерального межевания в селе Жуково в конце 18 века была церковь Покрова Пресвятой Богородицы. В середине 19 века ее уже не было.
Второй вопрос - ни ужели Наполеон не предпринимал попыток захвата Брянска? В Брянске в то время был завод по производству пушек и крупный арсенал, все это было лакомым куском для французов. В Брянском арсенале производилось тогда до трети всех орудий выпускаемых в России. Где можно найти информацию по Брянску и войне 1812 года? Буду благодарен за любую информацию. hutkinigor@mail.ru

Автор: Илья 23.5.2011, 12:43

эта информация в принципе сомнительная
даже если французы и доходили до вашей деревни
проверить ее нельзя уже никак

Автор: Podpol 23.5.2011, 14:23

Что-то не понял: а какие конкретно были претензии к тем бугским казакам?
Это намекалось на их "ненадежность"?

Автор: Драгун Рогожан 23.5.2011, 20:34

Нет, просто полк, по некоторым упоминаниям, был набран черт знает из кого и отвратительно обучен. "Низкое качество л\с" как бы теперь сказали)))))

Автор: Пехотный барабанщик 24.5.2011, 6:07

Не совсем понял: полк КАЗАЧИЙ, и вдруг НАБРАН ЧЁРТ ЗНАЕТ ИЗ КОГО???
Не поясните по системе призыва?

Автор: Sibbear 24.5.2011, 6:51

Бугское казачье войско, иррегулярное войско, расселённое на берегах р. Южный Буг и нёсшее охрану границ Русского государства по р. Днестр в 1803-1817 гг. Начало его образованию положил полк, сформированный в 1769 Турцией из молдаван, валахов и болгар для участия в войне против России (см. Русско-турецкие войны 17—19 вв.). Полк перешёл на сторону рус. войск, после войны был расселён по Бугу и назван Бугским казачьим полком. Он нёс пограничную службу, участвовал в русско-турецкой войне 1787-1791 гг. С 1788 по 1796 входил в состав Екатеринославского казачьего войска. В 1800 был расформирован, но через 3 года по ходатайству казаков на Буге было создано Б. к. в., выставлявшее три 5-сотенных полка для кордонной сторожевой службы по Днестру. В дек. 1817 Б. к. в. вошло в состав воен. поселений и его полки вместе с двумя украинскими полками образовали Бугскую уланскую дивизию.

Использован материал Советской военной энциклопедии

Автор: Пехотный барабанщик 24.5.2011, 7:26

В целом, я это именно так и представлял себе. Типичное казачье формирование.
Меня замечание Рогожана удивило: "чёрт знает из кого".

Автор: Роберто Паласиос 24.5.2011, 10:19

Правильное замечание.
"Начало его образованию положил полк, сформированный в 1769 Турцией из молдаван, валахов и болгар для участия в войне против России."
Казачье у этого подразделение только название.

Автор: Ульянов 24.5.2011, 10:21

Собственно, зачем что-то додумывать? Есть характеристика Багратиона, уж он-то в этом толк знал, очевидно? )

Автор: Пехотный барабанщик 24.5.2011, 11:09

За 40 лет так и осталось только название?



Вот и хотелось понять причину.
Но, видать, не судьба.

Автор: Роберто Паласиос 24.5.2011, 11:11

Этнический состав так и остался. Да и перерывы в военной деятельности были. Ничего странного в характеристиках действующих лиц войны 1812 года не вижу.


Не судьба понять или захотеть понять?

Автор: Ульянов 24.5.2011, 11:11

не судьба уже хотя бы до того момента, пока не поднимутся документы по Бугскому полку. НО даже если поднимутся - не факт, что из них что-то выплывет. В этом отношении отзывы отдельных людей, а особенно таких, как Багратион - окончательная истина, ИМХО)

Автор: Ульянов 31.5.2012, 14:54

"Минского пехотного полка прапорщик Нетрубкин при расположении полка на биваках 10-го числа сего месяца, найдя в поле чиненую гранату, принес в свой шалаш, разжигал огнем имевшуюся в оной трубку, которую разорвав и убило означенного прапорщика Нетрубкина".
11.10.1812 г.

Автор: Пехотный барабанщик 31.5.2012, 16:46

Гримаса судьбы:
Нетрубкин разжигал трубку.... Смех и грех!

Автор: Ульянов 31.5.2012, 19:17

да.. а еще пример несуразных потерь - ни в бою, ни от болезни... От баловства..

Автор: Драгун Рогожан 31.5.2012, 19:27

Таких Нетрубкиных до сих пор пруд-пруди...

Автор: Ульянов 31.5.2012, 19:29

но, согласись, тогда это было технически сложнее организовать... это же надо додуматься - поджигать гранату в шалаше... Чего он пытался узнать-то, интересно...

Автор: Rould 31.5.2012, 19:44

Не надо только повторять))

Автор: Драгун Рогожан 31.5.2012, 20:05

А снаряд копаный неразорвавшийся пытаться в рюкзаке домой увезти? Слышал про такое...

Автор: DLK 31.5.2012, 20:10

Пытливый русский ум . Фактически тот же Левша, только в военно-полевых условиях .

Автор: Роберто Паласиос 31.5.2012, 20:12

Ответ военного.
Именно что.
Помнится даже Василий Сталин, хорошо начинавший как лётчик-истребитель, пострадал за то, что снарядами от Катюши (или другими реактивными снарядами) рыбу в реке по его приказу глушили. И не все после этого выжили, включая рыб...

Автор: Politruk 31.5.2012, 22:18

А здесь можно из воспоминаний в участников ВА размещать цитаты?

Вот намедни сделал для себя открытие (но на "открытие Америки" не претендую):
"С убитыми лошадьми я потерял меха, навьюченные на них, и теперь у меня остался для защиты от холода один шелковый плащ, проклеенный каучуком. Это одеяние оказалось лучше, чем я предполагал: снаружи оно не пропускало холодный воздух и удерживало внутри то небольшое количество тепла, которое давало мое тело". Из воспоминаний Лежена, находившегося при генерале Нарбонн-Ларе.